— Если нет — попробуешь снова, птенец, — поймав еще один хмурый взгляд, она расхохоталась и отошла еще чуть дальше, освобождая для женщины побольше места, — Давай-ка, Мара из Гарварны! Покажи Коршуну, на что ты способна!

Ведьма несколько мгновений просто стояла, о чем-то думая, а затем, затоптавшись на месте, неуклюже подняла Крыло, смешно вытягиваясь вперед следом за ним и оттопыривая бедра назад. Даэн не сдержала вырвавшегося смешка, и Мара все-таки огрызнулась, недовольно взглянув на Птицу:

— Это сложнее, чем кажется — оно гораздо тяжелее, чем я думала, — она вновь перевела сосредоточенный взгляд на Крыло. Даэн усмехнулась краешком рта и, спрятав клинок в ножны, скрестила руки на груди.

— Я знаю. Но у тебя все получится. Расслабься и попробуй — это как с твоим Бессмертным: впусти в себя силу и позволь ей вести.

Мара кивнула, все такая же собранная — и донельзя смешная. Даэн стоило огромных трудов удержаться от того, чтоб не схватить ее, плюнув на обучение, и не закружить, крепко держа в объятиях, чтоб та вырывалась и отпихивала ее руки… Впрочем, происходящее здесь и сейчас было шуточно-серьезным, и Коршун приняла самый серьезный вид, на который только была способна — лишь ощущала, как подрагивают кончики губ.

Некоторое время Мара все так же топталась, изредка прикрывая глаза или наоборот, начиная озираться по сторонам. Даэн терпеливо ждала, гадая, как поступит женщина и что она сделает. Ведьма с Крылом смотрелась странно — впрочем, Даэн вспоминала себя и своих погодок на первой тренировке, и к горлу подкатывала теплая волна смеха. Они все когда-то были забавными ощипанными птенцами в желтом пуху, не умеющими ничего, кроме как галдеть да смотреть на мир громадными круглыми глазами. Сейчас же каждая из них заслужила имя — и это значило многое. За птичьими прозвищами стоял весь их путь, вся их сложная, трудная дорога, и Даэн очень хотелось дать Маре какое-нибудь имя. Пускай ненастоящее, пускай в шутку…

Мара осторожно двинулась, медленно ведя Крыло сверху вниз и поворачиваясь направо — так аккуратно, словно боялась разрезать пространство остро отточенным лезвием. Даэн следила за ней, любуясь ее прямой спиной, слишком деревянной и напряженной, сведенными лопатками, слишком зажатыми, руками, слишком слабыми и медленными… Она была «слишком», она была «не до конца» — и Даэн любила ее всей собой, вот такую, любила так, как вряд ли любил кто-то на этой земле, да и вообще — среди всех звезд всех миров. Ведьма резко развернулась, а в ушах Даэн вдруг зашумело, загудело, и она смотрела во все глаза, как медленно падает черная прядь на ее лицо, как соскальзывает с острого плеча коса, как складки ее юбки путаются в ее ногах, то ли мешая, то ли подчеркивая ее странную красоту. Это совсем не походило на Танец — но Даэн было все равно.