— Быть может, госпожа, вы возьмете с собой на прогулку стражей? Они защитят вас, можете не сомневаться — у госпожи Виаллы очень верные и смелые люди…

— Спасибо за заботу, сладкая, однако в этом нет нужды. Я пройдусь одна — знаешь ли, мне неуютно, когда за мной по пятам ходят хмурые воины. К тому же, погляди на меня: кто может причинить мне зло? Я ведь маленькая мечта, — служанка явно не понимала сарказма, а потому Атеа, взмахнув ресницами, кокетливо улыбнулась ей, — А клинки — это родовое сокровище, и мои батюшка с матушкой строго-настрого запретили мне расставаться с ними. Родительский запрет свят, сладкая. Не могу его нарушить.

Служанка, не задавая лишних вопросов, поклонилась ей, и Атеа про себя усмехнулась: всех девочек при дворе учили не думать о том, о чем думать им не полагается, держать рот на замке и быстро забывать то, что они видели. Виалла набирала именно таких, знающих эту науку досконально.

— Ты все верно поняла, умница, — Атеа, подойдя к ней, кончиками пальцев коснулась мягкой щеки и тихо выдохнула на ухо, — Еще увидимся. Не посылай за мной следом караульных, пожалуйста — я предпочитаю одиночество.

— Как пожелаете, госпожа Атеа, — служанка даже глаз не подняла, однако едва заметный румянец, выступивший на ее щеках, дал Лебедю понять, что, в общем-то, и без стрижки в ее жизни все складывалось благополучно.

Город только-только просыпался от зимнего сна, и в тишь улиц медленно вплетались человеческие голоса, краски и образы. Расфаль стоял на холме, и отсюда открывался чудесный вид на паутину мощеных дорог и кварталы, утопающие в заснеженных садах. Дома здесь строили из светлого камня, вышлифованного в аккуратные одинаковые блоки, и, в отличие от жилых построек на севере, их делали узкими, напоминающими башенки. Крыши всюду были алыми, даже в кварталах бедняков: те, кто не могли крыть дом черепицей, выкрашивали доски краской, чтоб весь город казался благоустроенным. Сады здесь после времени, проведенного в окрестностях Келерии, казались странными: Атеа видела вечнозеленые приземистые кусты, ровно подстриженные, словно кто провел косой поверху. Она не любила эту выхолощенную мнимую красоту строгих форм и жестких линий — вернее, не любила сейчас. Раньше ей казалось, что нет ничего более совершенного и верного, чем все эти квадратные крохотные садики, ровные улочки и круглые фонтаны. Север изменил ее — и лишь сейчас Лебедь понимала, насколько сильно.

Она шагала вниз по улице, оглядываясь по сторонам так, словно город знаком ей с самого детства, и ни минуты своей жизни она не провела где-нибудь еще. Дворец короля, высокий, белокаменный, остался за ее спиной, но вокруг вставали не менее величественные здания, хоть и прилично уступающие в размерах жилищу государя. Крохотные замки в три этажа, с арками и колоннами, прятались за все теми же правильными садами, от которых девушку воротило, а на широких мощеных площадях уже сновал народ — торговцы открывали крохотные лавочки, от которых тянуло сладковатым запахом свежей выпечки, южных специй, ароматом женских духов. Возле дворца находились кварталы вельмож и купцов, Атеа знала это еще с самого детства — а потому скука здесь стояла смертная. Статуи, флюгеры, кованные оградки, стражники, патрулирующие широкие улицы, стены, по которым ввысь вилась вычурная лепка или же резьба… Это все, конечно, было расчудесно, однако настоящую жизнь едва ли можно найти здесь, а потому Лебедь уверенно шла дальше, пропуская редких всадников и обаятельно улыбаясь встречным прохожим.