Конечно, это не слишком-то что-то меняло: Атеа по-прежнему была настороже и не собиралась расхолаживаться. Наверняка она знала одно — Тэаран хотел посмотреть на нее, понять, представляет ли она опасность и может ли составить конкуренцию двору Верданора. И действовать он будет в зависимости от того, что именно перед собой увидит: подменыша, возжелавшего власти, или законную наследницу престола.

Еще Атеа не сомневалась в том, что ее истинную кровь эльф почует — хотя крови той, в общем-то, в ней было не шибко-то много, и полукровкой Лебедь могла бы зваться с большой натяжкой. Ее бабку, чистокровную эльфийку, когда-то увез из Верданора слишком амбициозный дворянин откуда-то с севера Тиннереда. Рожденная в том союзе Кеарата, мать Птицы, получила в наследство несколько лишних годков жизни и просидела в девках шестьдесят лет, прежде чем на нее положил глаз господин Ровенн, молодой правитель Эглеира. Поскольку в ту пору мать выглядела лет так на двадцать, ее истинный возраст не остановил батюшку, и он увез ее в свое поместье, назвав своей нареченной. Приданного у Кеараты не было — все земли отошли второму ребенку сбежавшей эльфийки, мальчику, но отца даже это не остановило. Их брак нельзя было назвать счастливым — мать никогда не скрывала своей холодности к отцу, и прошло долгих десять лет, прежде чем родилась Атеа. При поместье она считалась поздним ребенком, а Ровенн не проявлял к дочери особого интереса — и теперь Лебедь начинала догадываться, почему. Возможно, он знал все о интрижке Кеараты с королем, а потому видеть Атеа, такую непохожую на него, ему было несколько неприятно. Впрочем, по-своему он заботился о ней и любил ее, и пару раз проявлял нежность к ребенку — обычно это выражалось в скупой улыбке или в обращении к ней по имени. Чувства к матери у него, судя по всему, сохранились, раз он не избавился от нее…

Атеа так и замерла, невидящим взглядом уставившись куда-то за стекло. До сего дня ей в голову не приходила мысль о том, что сослать доченьку подальше вполне мог сам отец. И возможно, именно с его легкой руки она попала в Келерию. С другой стороны, мать не слишком-то подпускала его к себе, посему наследница у славного рода была лишь одна. По крайней мере, некоторое время назад. С третьей стороны, в таком случае — даже если Ровенн в действительности не пытался избавиться от чужой крови — нужно было, чтоб письмо принесли именно матери и отдали лично в руки. Сейчас поддержка со стороны Эглеира пригодилась бы ей пуще всего иного, и Лебедь до последнего надеялась, что ей удастся заполучить желаемое. И отцовская возможная неприязнь в ее планы совершенно не входила.