Князь Всеволод аж переменился в лице. Пирующие зашептались — в свете последних новостей любое упоминание ужасного владыки Кащеева Царства звучит стужей и мраком. Особенно если учесть слова, сказанные им архиерею Тиборскому, — по всей Руси уже прокатилось, что Кащею не по нраву, когда о нем поют песни и рассказывают сказки. И как он карает за лживые бухтины, тоже все уже знают.
Однако разве напугает такая малость вещего Бояна?
— А спой! — решительно ударил кулаком по подлокотнику Всеволод. — Мне ли, великому князю, на какого-то Кащея оглядываться?! Мне Виевич не указ!
Боян добродушно улыбнулся и положил персты на струны. Те с готовностью задрожали, словно только и дожидаясь, когда позволят исторгнуть дивный рокот. Гридницу почти мгновенно заволокло чудесной музыкой, все погрузились в зачарованное молчание, слышны остались только гусли старого Бояна.
А потом — и его голос.
Песня окончилась, Боян замолчал. Первый миг все молчали, но потом по столам пошли шепотки — злые, настороженные. Князь сидел мрачнее тучи и свирепо сдавливал золотую чару, будто силясь смять в комок. Даже скоморох Мирошка, вопреки обыкновению, сидел тихо.
Правда, почему-то под столом.
— Кхррррр… наконец нарушил молчание Всеволод. — Что ж, благодарствуем за веселье, старче… Хорошая песня… м-да…
— Ладно, княже, спою уж вам другую складушку, — улыбнулся Боян. Струны под морщинистыми перстами с готовностью зарокотали — но теперь словно бы лукаво смеясь. — Не такую красивую, да зато повеселее. О двух братьях — Фоме с Еремой.
Гусли сами собой затряслись, пошли ходуном и заиграли залихватскую плясовую. Голос Бояна из печального и торжественного обратился живым, задорным:
Песня оказалась очень длинной, со множеством куплетов. Недотепистые Фома и Ерема брались за всякие работы — пробовали пахать землю, ловить рыбу, кузнечествовать, просили милостыню, даже грабили на большой дороге, да только ничего у них не получалось.
Гостям новый мотив понравился больше. Они отвлеклись от неприятных дум о страшном Кащее, с удовольствием внимая забавной истории. Струны Бояна задорно тренькали, едва ли не призывая пуститься в пляс.
Даже Князь Всеволод оставил в покое многострадальную чашу и начал залихватски притопывать левой ногой, время от времени словно бы случайно задевая носком сапога затылок скрючившегося скомороха.
Только боярин Фома недовольно насупился — ему не понравилось неожиданное совпадение имен. Он даже позыркал свирепо глазами по сторонам — не собирается ли кто насчет этого пошутить? Никто вроде бы не собирался, даже скоморох Мирошка помалкивал, но боярину все равно везде виделись насмешливые взгляды.