А вот прибывший в замок лекарь Бультекс Альфонсо понравился: приехав, он вообще не удивился статусу той, кого должен лечить, по крайней мере, эмоций он не проявил; пациент для него был пациентом, грязным он был, или нет не важно, важно было вступить в схватку со смертью, выдернуть человека из лап костлявой, оставить ее с голодной рожей скулить от досады – вот гордость и честь лекаря, и этим подходом он Альфонсо очень сильно напомнил Лилию.

– Истощение, крайней степени, – важно изрек он то, что и так все знали, осмотрев отрыжкину жену – немного хлеба с водой, потом через пару дней, начните добавлять мясо, только понемногу, чуть –чуть молока и вина. Овощей тоже не забудьте. О, а детишек нужно срочно брить наголо и в баню, вши с них так и сыплются…

Альфонсо спал сразу с двумя любимыми вещами – шелковой простыней и Иссилаидой. Нет, не так. Альфонсо спал сразу с двумя любимыми… Двумя любвями… В общем, он проснулся на шелковой простыне, в обнимку с Иссилаидой. которая вчера на ночь не хотела появляться в постели своего господина, но ее особо никто ни о чем и не спрашивал, пока по коридорам замка тащили за волосы в спальню. Альфонсо вообще не интересовался мнением Иссилаиды и ее желаниями; поначалу это было страшно мучительно, он уже почти бежал целовать ей ноги, просить прощения, жить ради нее, дарить подарки, обдирать ради нее людей, которых уже дальше обдирать нельзя. Но потом Альфонсо начал замечать в себе странность: все больше к страданиям за любимой примешивалась толика удовольствия от своей силы и власти над ней, еще страннее было то, что Иссилаиде, похоже, нравилось такое обращение: такой нежной и кроткой Альфонсо ее не видел никогда. Страсть в нем к ней просто разрывала ему вены, он заламывал ей руки, тащил к себе, не обращая внимания на ее стоны и крики. А утром, лежа на кровати, несколько минут перед тем, как одеться и окунуться в герцогскую суету, был предельно счастлив.

Сегодня страсть воспылала в нем уже с утра – Иссилаида раскинулась соблазнительными складками, груди вывалились на одеяло – никакая сорочка не могла их удержать в себе, и Альфонсо уже собрался ее будить, но тут запел свою песню мочевой пузырь.

– Вот же ж поганый орган, – разозлился Альфонсо, а потом, пока шел босыми ногами по каменным плитам в соседнее помещение, где стоял стул с дыркой и горшок под ним, захотел пить, чертыхнулся, поплелся обратно. Он шел в кухню; конечно, можно было бы разбудить дворецкого, поварих, конюха, или еще кого из сорока слуг во дворце, но Альфонсо этого не сделал: привыкший сам о себе заботиться, он ощущал себя беспомощным, когда кто- то делал за него вещи, которые он мог сделать сам. Например, он мог и сам добраться до кухни и налить вина себе из кувшина, без приторной лести и лицемерного пожелания доброго утра от придворных. Хлебая дорогое вино из кружки, Альфонсо услышал шум у ворот замка, посмотрел в окошко. Где то у поварих был сыр, только не найти его… Ага, стража пинками выпроваживает старика, который о чем то их просит. Даже умоляет. Интересно.