– Иди…э-э-э- Сын. Подожди, что значит мы?

– Я не один здесь, Ваша светлость.

И тут оказалось, что просителей пруд пруди. Оборванные и жалкие, твердили все практически об одном: о непомерных налогах, о голоде, гнилых избах…

– Ладно, кривые (Альфонсо хотел сказать Кривные, но поперхнулся, и сказал, как сказал), – указом освобожу вас от налогов и долги прощу. А потом назначу просильный день, и все являйтесь в этот день после полудня. Все, свободны…

– И я свободен, – подумал Альфонсо. Но обернувшись, понял: никто ему не верил, все просители уходили жалкие, согбенные страшной ношей, которую им подарила та страшная и жестокая ведьма, которая нещадно издевается над людьми, но за которую все все равно так судорожно цепляются – жизнь.

Альфонсо разбудил всех, кого мог; сразу прошел в свои покои, приказал, чтобы обед принесли туда и через два часа, после усердного царапания гусиным пером берестяной дощечки писарем, родился новый указ, освобождающий крестьян, рабочих и ремесленников от уплаты налога в казну.

Это был небывалый случай в истории… Да вообще в истории всего Великого континента, последствий которого Альфонсо не мог предугадать, поскольку ничего не смыслил в управлении чем либо вообще. По этому он диктовал свою волю твердо и четко, не замечая ошеломленных лиц вельмож, которые присутствовали на оглашении указа, и совершенно ничего не боялся. А зря.

В просильные дни обычно люди толпились многочисленно, толкаясь руками и ногами, создавая шум, драки, крики. То и дело стража утаскивала самых страждущих, немного рихтовала их ногами, после чего побитый возвращался в конец очереди. Эти дни Альфонсо переживал болезненно: просьбы лились потоками жалобных слов, и в большинстве своем были об одном и том же: о голоде, о нищете, о том что нет лошадей для пахоты, нет коров для молока, нет свиней для расплода. Однажды, разрывая пленку дремотной усталости, через которую до слуха Альфонсо доходили монотонные завывания об одном и том же, явилась группа деревенских баб, бухнулась в ноги:

– Здрав буде, Ваша светлость, да снизойдет до тебя Агафенон…

– Чего вам, бабы? –оборвал их Альфонсо. Все эти льстивые слова, желающие ему всего подряд, надоедали ему пуще горькой редьки в сладком салате, поскольку смысла он в них не видел.

– Просим нижайше, Ваша светлость, мужиков нам достать, ибо…

– Чего достать? – Альфонсо аж на месте привстал, поскольку подумал, что ослышался. Может, «нужников»? Так в деревнях каждый угол – нужник.

– Мужиков нет, Ваша светлость, – самая крупная, а соответственно, самая храбрая баба низко, до земли, поклонилась, – все в избах разваливается, поля не ухаживаются, руки твердой нет, также и внимания мужского бабам нет… Один старый пес на всю деревню, и тот совсем затрепыхался…