И тут проснулась меха-дэва.

Сладкий, свежий воздух сделался маслянистым и едким, как возле перегретого механизма, а окружавший богиню жемчужный кокон пошел рябью и задымился. Он сгустился в зловещий плотный туман, скрывающий все, что за ним. Внутри что-то шуршало, угадывалось движение.

Пребывая в царстве богов, Земолай привычно держала зрение расфокусированным, дабы обойти зрительные обманки. Однако, когда меха-дэва приняла сидячее положение, даже это не помогло. Мир прояснился до бритвенно-острых граней. Возле окутанного туманом тела божества свет изгибался, отражаясь и преломляясь невозможным образом.

Смотреть на меха-дэву было все равно что таращиться навстречу урагану. Земолай отчаянно хотелось увидеть ее лицо хотя бы перед смертью, но глаза горели и слезились. Она могла только щуриться, взгляд сместив вбок, надеясь уловить хоть что-то.

Богиня выпрямилась и вдруг выросла до невероятных размеров. Изображение то двигалось рывками, то проскальзывало. Она сидела на своем ложе, и было непонятно, как она помещалась на нем прежде, ведь помост имел всего пятнадцать футов в длину, а сама она была минимум вдвое выше. Ее вид менялся всякий раз, стоило Земолай моргнуть: то обыкновенная женщина, то чудовище ростом с башню. Туман то растягивался, то собирался вокруг нее складками, то шелковисто струился вокруг ступней, оставляя на серебре россыпь упругих капель…

И меха-дэва спустила ноги на пол.

Полностью вставать она не стала – ей хватило протянуть руку сквозь жемчужную завесу, струйки тумана обвивали ее запястья и предплечья эфемерными проводами. Богиня простерла длань через всю платформу туда, где скорчилась дрожащая Земолай. Гигантская ладонь заслонила свет, но тени не отбросила.

Тело Земолай остывало. Она чувствовала надвигающийся холод в костях, ее время истекало, собираясь по бокам липкой лужей.

Она приготовилась к божественному прикосновению, надеясь только, что это будет недолго и не слишком больно, что меха-дэва явит к ней милосердие в виде быстрой смерти.

Огромная ладонь накрыла ее тело, словно одеялом, – так взрослая женщина обхватывает новорожденного котенка, – и на этот раз ее прикосновение не несло обжигающей, звенящей в костях вибрации, терзавшей Земолай, привязанную к божьему древу.

В нем чудилось тепло. Забота. Нежность, обволакивающая и успокаивающая, легчайшее похлопывание по спине – так хозяин рассеянно уверяет своего верного питомца: «Молодец, умница, спасибо, золотко».

Тепло исчезло, оставив Земолай растекаться опустошенной лужей, а длань меха-дэвы скользнула дальше, к борющимся на краю платформы фигурам. К Водайе, державшей Гальяну над пропастью.