Меха-дэва разжала ладонь. Водайя выпала из нее и медленно, как сквозь патоку, поплыла за край платформы. Воздух сгустился, деревья гудели, словно колокола, а она опускалась все ниже, и звуки слабели, слабели…

Ее не стало.

Богиня улеглась обратно на постель, подогнув ноги и прижав руку к животу. Натянула жемчужный туман, будто теплое одеяло, уменьшаясь и утрачивая грозное величие, потягиваясь напоследок в мирном покое.

А Гальяна замахала в сторону портала, все еще обрамлявшего перепуганные лица зрителей в башне Кемьяна.

– Помогите! – закричала она. – На помощь! Мне одной ее не поднять!

– Все кончено, – прошептала Земолай. – Боги, все и правда кончилось.

Она вяло моргнула. Хотелось спать.

Над ней нависло лицо Гальяны. В божественном сиянии девушка по-прежнему выглядела прекрасной, а слезы ее падали бриллиантами. Маленькая святая с нимбом светящихся сине-зеленых волос.

– Ничего не кончено, – воскликнула она. – Послушай меня! Ничего не кончилось. Дел невпроворот, и, если ты оставишь нас разгребать это все одних, я никогда тебе не прощу, Земолай! Ты меня слышишь? Не закрывай глаза. Смотри на меня. Мы отправляемся домой.

Интерлюдия

Интерлюдия

Утверждая, что боги нас не любят, я имею в виду, что они не любят нас так, как нам бы того хотелось. Они полагают, что любят; они говорили, что любят, но мы действуем в катастрофически неравноправных отношениях, больше напоминающих отношения хозяина и питомца, нежели родителя и ребенка. Порой мы привлекаем их внимание. В остальное время мы с боку припеку.

Вот вам правда: они любят себя и тепло смотрят на тех, кто лучше всего их отражает. Схола-дэв ценит знание ради знания; техно-дэв ценит изобретение ради изобретения; и так далее и так далее, этот напев мы знаем наизусть.

Они осеняют своим светом тех, кто разделяет их идеалы, и отворачиваются от тех, кто не разделяет. Отворачиваясь, они не проявляют злобы (пусть это вас утешит), но и свет не является признаком любви. Нежиться в этом свете – прекрасно. Он вызывает привыкание. Человек пойдет на все, чтобы почувствовать его снова. Но это не любовь.

Так улыбаются отражению в зеркале.

И когда мы принимаем эту истину – истину, что боги не любят нас так, как нам бы того хотелось, – неизбежно приходится принять и другую: следовать им или нет – это наш выбор, и так было всегда. Это означает, что омрачающая любое наше действие угроза (один неверный шаг – и они перестанут нас любить) в конечном итоге является иллюзией. Мы изо всех сил пытаемся удержать то, чем никогда не обладали.

Спрошу снова: что такое Радежда? Какова наша цель? Какова история этого города, если это не история наших богов? Кто мы, если нам не нужно стремиться быть как они?