— Спасибо, мой друг, я вам очень признателен!
Теорат лишь кивнул и сменил ногу, закинув одну на другую.
— Завтра же отправлюсь к Летэ, — продолжил твердо Филипп. — Нужно поспеть как можно скорее: что бы ни задумала Мариэльд, никто не знает, когда ее планы будут приведены в исполнение. И Уильяму, потомку Эннио, с которым вы были как братья, угрожает опасность, поэтому его нужно спасти как можно скорее.
Во тьме Теорат поднял на собеседника свои черные глаза. Они были пусты, как и у многих из тех, кто перешагнул порог тысячелетия.
— Ступай, отдохни, — только и произнес он. — Завтра можешь утолить голод в моих подвалах.
Филипп кивнул, и ненадолго в его душе расцвела надежда. Теорат встал, пожал ему руку и пошел проводить к спальне. Вместе с ними серой тенью вышел и тихий, молчаливый Шауни де Бекк, который за весь день не проронил ни слова.
Всю ночь Филипп пролежал с распахнутыми глазами, слушая звуки за окном. Посреди ночи увезли в телегах под усиленным конвоем девиц из деревень. Не пели они больше веселых песен, потому что даже самых наивных из них насторожило, что бабка проверяла их невинность. Причем нетронутых девиц усадили в одну повозку, а тех, кто уже вкусил мужскую ласку, — в другую. А еще одну девушку, ту, которая отчаянно скрывала уже округлившийся живот, доставшийся от любвеобильного юноши на сеновале, и вовсе оставили в имении: пока она прибудет на рабский рынок Юга, цена ее, беременной или с дитем на руках, сильно упадет.
Поутру граф уже показывал барону свиток с рунами. Барон долго молчал, и нельзя было понять по его взгляду, видел ли он за свою утомительно длинную жизнь нечто похожее или нет. Однако чуть погодя, стоя у колодца, Теорат все-таки холодно поинтересовался:
— Откуда у тебя эти руны?
Граф рассказал ему про свой спуск в пещеры, где обитала бестия.
— Это язык шиверу, — задумчиво проговорил Теорат. — Когда я был еще ребенком, в мою общину Иреабуна порой захаживали потомки тех, кто происходил из их белоголового племени. По крайней мере, так они себя называли, потому что владели остатками старой примитивной письменности. Вот, например, эта руна с человеческими силуэтами означала душу. А это изображение реки воплощало в себе магию, то есть Негу, и относилось к временам Слияния. А этот перевернутый человечек с кинжалом в руке — юстуусы.
— Боги древности, — шепнул граф. — А вы понимаете смысл написанного?
— Нет. Я помню язык шиверу лишь по отдельным рунам, которые нам чертили на земле странники, заходящие в нашу общину. Однако с самой структурой языка я незнаком. Слишком старый язык, помнящий Слияние. Забытый, потому что шиверу не осталось.