— Смогу, конечно! Я специально шил его так, чтоб в любого! Кроме пузатых, а то жилетка треснет по швам. Погодите-ка… а что и зачем…

— Пошли, Момо.

Погладив почти пропавшего в мешке Уголька, который глотал мышей, будто семечки, Юлиан вышел из комнатушки. А Момо засеменил за ним, прижимая к себе сумку, которую зачем-то взял с собой. Они вышли на улицу, и, пока портной с непривычки к морозам кутался от холода и трясся, как бездомный пес, Юлиан шел в одной лишь пелерине, да и та была нараспашку.

Дело близилось к полудню, и Элегиар жил полной жизнью. Жил он шумно, громко, и оттого веномансер любовался ее кипением и вел мимика за собой. Дороги то сужались, то ширились. Они миновали склады, принадлежащие оборотням, цех вазописцев, потом прошли в более обеспеченный район ремесленного города. Тут уже обитали зажиточные граждане: торговцы, умелые мастера, хозяева ремесленных цехов, банкиры средней и малой руки. Домики стали побогаче, постройнее, но Юлиан шел все дальше по окрашенной желтой краской мостовой, пока не прошел городской храм Прафиала.

— Так куда мы? — нетерпеливо спросил Момо.

— Терпение, Момоня.

— Я не Момоня! Я — Момо!

Вспыхнув, мимик, однако, не услышал ответа на свое восклицание, и гнев его просто улетучился. Как и все юноши, он в силу возраста был раним, но отходчив. Когда из-за угла показался знакомый ему дом, укрытый зеленой крышей, он вдруг все понял. И задрожал. Но Юлиан пошел не прямо к дому, а завернул за угол лавки менялы.

— Обращайся в меня.

— Зачем?!

— Обращайся!

Послушавшись и предчувствуя беду, Момо обреченно всхлипнул. Тело его вытянулось, лицо побледнело, глаза посинели, а курчавые волосы опали ровными прядями и почернели — и вот перед веномансером стоял его двойник, более достоверный, нежели ранее. Юлиан отметил про себя, что мастерство мимика растет и тот начал подмечать мелкие детали, которые не замечал ранее. Например, шрам на переносице.

Кивнув, Юлиан достал тугой кошель и вложил его в руку юноши.

— Думаю, ты знаешь, чей это дом, перед которым мы свернули, — сказал он, прячась за ящиками, чтобы его не увидели.

— Знаю, — зло буркнул Момоня.

— Так вот. Сейчас ты пойдешь туда, постучишь и попросишь выйти хозяина дома, торговца Иохила, и его дочь Сеселлу.

— Нет! — завопил юноша.

— Ты заварил кашу, ты и расхлебывай. А ну, куда пошел! — И Юлиан схватил за шкирку уже готового дать деру Момо. — Я тебе шею сверну, если попробуешь убежать! Послушай меня! Ты извинишься, что мимик в твоем обличье наделал дел, поинтересуешься здоровьем ребенка и дашь им этот кошель с тремястами пятьюдесятью пятью серебряными.