– Прости меня, прости, прости, – без конца повторяла она. Слезы мешали говорить, и Мстиша боялась, что Ратмир не поймет, но он услышал.

– Не надо, не плачь. Все минуло. Мы вместе, и это главное.

– Ты сможешь простить меня? – подняла заплаканное лицо Мстислава, и сбившийся платок соскользнул с ее головы, обнажая неровные короткие пряди.

– Я простил тебя, давно простил, – выдохнул Ратмир. Его воспаленный взгляд обежал лицо жены, и брови изумленно надломились над переносицей. – Что с твоими волосами?

Мстислава всхлипнула, но сразу взяла себя в руки. Вытерев мокрые щеки ладонью, она поправила платок, пряча уродливую прическу.

– Ничего, отрастут. Зато ты вернулся ко мне.

Ратмир слабо улыбнулся.

– Конечно, отрастут. – Его голос стал глуше, а руки, сжимавшие Мстишины пальцы, медленно разжались. Взгляд Ратмира помутнел. Он точно перестал видеть Мстишу, а потом и вовсе закрыл глаза. По его лбу стекли две струйки пота.

– Что с тобой? – встревоженно спросила Мстислава, торопливо вытирая его лицо. – Любый мой, родный, что с тобой?

– Жарко, – прошептал Ратмир и дернул головой. – Ничего, отрастут. Главное, что… Как же жарко…

Слова постепенно становились все менее разборчивыми, и вскоре с губ Ратмира слетал лишь бессвязный бред.

И снова потянулась бесконечная вереница дней и ночей. Иногда Мстиша даже не замечала, как одни перетекают в другие. Вся ее жизнь сосредоточилась вокруг мужа, которого пожирала безжалостная лихоманка. Несмотря на то что рана понемногу заживала, отчего-то Ратмиру все равно не становилось лучше. Тот миг, когда он пришел в сознание, так и остался единственным, и Мстислава делала, что могла: просиживала над мужем сутками, обмывала, расчесывала отросшие кудри, по капле поила его водой и мясным отваром и по совету Шуляка прикладывала к обжигающе горячему лбу лед. Но ничего не помогало. Ратмиру не становилось хуже, но и не делалось лучше.

Если бы у Мстиши хватало сил, чтобы оглянуться вокруг, она бы заметила, что и Незвана стала сама не своя. Как и княжна, она почти перестала есть и часто бросала долгие, задумчивые взгляды на лежащего в забытье Ратмира и сидящую над ним Мстиславу. Впрочем, один раз Мстиша, ненадолго отлучившаяся от мужа, застала Незвану возле его постели: она вливала ему в рот какую-то жидкость с ложки. Брови девушки надломились в непривычном сострадании, бросавшем слабую тень красоты на блеклое невыразительное лицо.

– Что это?! – в тревоге воскликнула Мстиша.

Незвана мельком глянула на нее и закупорила голубоватый глиняный пузырек.

– Сонное зелье, – буркнула девка, – чтоб крепче спал.