Но вместо этого воцарилась тишина. Долгая и глубокая. Я боялась поднять на него глаза. И вдруг я почувствовала лёгкое прикосновение его пальцев к моему подбородку. Он мягко повернул моё лицо к себе. Его глаза были не холодными, а тёплыми, полными какого-то невероятного, глубокого понимания.

— Не отсюда, — тихо повторил он. — Иномирянка.

Я застыла, не в силах пошевелиться.

— Я… я не понимаю, — прошептала я.

— Всё сходится, — он говорил тихо, задумчиво, словно разгадывая сложнейшую головоломку. — Странные слова, которые ты иногда произносишь. Полное непонимание самых простых для нас вещей. Этот… свет внутри тебя. Такие искренние, чистые эмоции, каких не бывает у придворных. Ты смотришь на мир будто впервые. И твой ужас перед Элианом… он не из-за того, что он король. Он из-за того, что он хищник, а ты чувствуешь себя жертвой в мире, правил которого не знаешь.

Он отпустил моё лицо и откинулся назад, проводя рукой по своим белым волосам.

— Боги. Иномирянка. Это объясняет абсолютно всё.

— Ты… ты не боишься? — со страхом спросила я. — Не считаешь меня сумасшедшей?

Он рассмеялся — тихо, глухо, но искренне.

— Ну, ты же не боишься того, что я дракон. Почему я должен бояться тебя? — он снова посмотрел на меня, и в его взгляде было что-то новое — восхищение, интерес и какая-то невероятная нежность. — Это же чудо. Ты — чудо.

От этих слов у меня перехватило дыхание. Никто и никогда в жизни не называл меня чудом. Никто не смотрел на меня так, как смотрел он сейчас — будто видел не моё непослушное тело, а что-то скрытое внутри, что-то настоящее.

— Я просто… моё имя Маша, — пробормотала я, чувствуя, как слёзы снова наворачиваются на глаза, но теперь уже от какого-то невероятного облегчения. — Я работала в офисе. У меня был парень, который променял меня на худую блондинку. А потом я упала в фонтан и… очнулась здесь.

Он слушал, не перебивая, и я говорила. Говорила обо всём. О своей скучной жизни, о предательстве Серёжи, о том, как я пыталась саботировать отбор, лишь бы меня выгнали и я могла вернуться к своему старому, неидеальному, но такому привычному существованию. Я рассказала ему всё. И он слушал. И в его глазах не было ни жалости, ни насмешки. Было понимание.

Когда я закончила, в комнате уже сгустились сумерки. Он молча встал, зажёг несколько свечей в высоких подсвечниках. Мягкий свет озарил его лицо, сделав его черты ещё более выразительными.

— Маша, — произнёс он моё имя, и оно прозвучало так нежно. — Ты не должна никому рассказывать об этом. Никому. Это должно остаться между нами. Обещай мне.