И тогда он перешёл черту.

— В конце концов, — он окинул меня медленным, оценивающим взглядом, с лёгкой насмешкой в глазах, — при твоей-то… далёкой от совершенства внешности, тебе стоит быть благодарной за такое предложение. Я предлагаю тебе стать бриллиантом, а ты упрямо хочешь остаться неотёсанной галькой.

Что-то во мне щёлкнуло. Треснуло и развалилось. Весь страх, вся осторожность, все попытки быть незаметной — всё это сгорело в одно мгновение. Перед глазами встало лицо Серёжи, его презрительная усмешка: «Выглядишь как старая жирная тётка».

— Ах вот как? — мой голос стал низким, звенящим от ярости. Я рванула головой, вырываясь из его хватки. — Далёкая от совершенства? НЕОТЁСАННАЯ ГАЛЬКА?

Я вскочила с дивана, забыв о боли в ноге, и отступила на шаг, тыча в него пальцем.

— Да кто ты такой, чтобы судить обо мне?! Ты, который считает, что весь мир — это его личная лавка, где всё можно купить?! Ты предлагаешь мне цену? Ты думаешь, что мою улыбку, моё внимание, мою… мою жизнь можно приобрести, как очередную безделушку для своей королевской полки?!

Он выпрямился, и улыбка сползла с его лица. Его глаза сузились, в них мелькнуло удивление, быстро сменившееся холодной яростью. Но меня было уже не остановить. Годы унижений, боль от предательства, вся горечь — всё это вырвалось наружу бурным, ядовитым потоком.

— Ты возомнил себя богом, который милостиво снизошёл до жалкой смертной? Твое «великодушное» предложение — это оскорбление! Мне не нужно твоё богатство, не нужна твоя власть и уж тем более не нужно быть твоей «пикантной» игрушкой! Ты просто самовлюблённый тиран, который не может вынести того, что хоть что-то в этом мире ему не подчиняется! И знаешь что? Я никогда не буду твоей. Ни за какие короны. Понял меня? Ни-ког-да!

Я закончила, тяжело дыша. Грудь вздымалась, в висках стучало. Комната замерла. Элиан стоял неподвижно, его лицо стало абсолютно бесстрастным, каменным, и от этого стало в тысячу раз страшнее, чем от его насмешек. В его тёмных глазах бушевала буря, но не было видно ни одной эмоции. Только бесконечная, бездонная холодность.

Я поняла, что зашла слишком далеко. Слишком. Очень слишком.

Он медленно, очень медленно, сделал шаг вперёд.

— Значит, не хочешь по-хорошему, — произнёс он голосом, от которого тело парализовало. В нём не было ни гнева, ни раздражения, только тихая, абсолютная уверенность в своём праве на всё. — Что ж… Я предупреждал.

Он двинулся на меня. Не быстро, а медленно и неотвратимо, как ледокол. Я отпрянула назад, натыкаясь на край стола Айлоса. Бежать было некуда.