Мда… Интересный такой Бог, что ногтями снимает стружку с металла. Ели молча, наслаждаясь простой, но чрезвычайно вкусной пищей. Сала же я не ел целую вечность. У этого же розового чуда был поистине божественный вкус. Лишь одну только странность углядел я в ночной трапезе. Сколько бы мы ни съедали яиц или лука, сколько не доливал гном пива в наши кружки, еда не заканчивалась. Я всё пытался уловить момент, когда на расстеленной тряпице появятся новые продукты взамен съеденных. Но так и не смог его поймать.

Вот рука бородача тянется за картофелиной, на миг перекрывая мне обзор. А вот на столе снова всего вдоволь. Мда… божественные фокусы.

Наконец, мы, а, точнее, хозяин наелся. Остатки были бережно и по-простому завязаны в тряпицу и сдвинуты вместе с кувшином в угол крыльца.

Откуда-то в руках у бородача появилась длинная трубка, здорово похожая на одну из хейгеновских. Щёлкнуло кресало, занялся огоньками трут — и вот уже терпкий аромат с нотками сладости вместе с тающим дымком распространился в ночном воздухе. Гном сделал первую глубокую и самую желанную затяжку, выдохнул ноздрями дым, становясь похожим на добродушного бородатого дракона.

Присмотревшись к трубке, я понял, что немного всё же ошибся. До такой роскоши провинциальной маркитантке было далеко. Украшенный золотой чеканкой мундштук, чаша, по бокам которой посверкивали крупные сапфиры, маленькие гравировки из мифриловых рун по ободу, — всё говорило о том, что за цену этой трубки можно было купить небольшой дворец в Дальсахре.

Рассматривая трубку и свивающийся в кольца дым, я так увлёкся своими мыслями, что чуть не вздрогнул, когда мой сосед заговорил.

— Как тебе в Небытии, Холиен? — гном вытянул свои босые ноги, с хрустом потянувшись. Размер ступней Бога был под стать его росту.

— Мне? Нравится. Даже очень.

— Да? А по голосу и не скажешь. Хотя душа и тянется к сути нашего мира, всё же много в тебе чуждого и противоречивого.

— Отчего же? — решил я немного поиграть в обиженного.

— Да ты на себя глянь, Демиург, — бородач ткнул указательным пальцем в рукав моего уника, — носишь не пойми что, ни мёртвое и не живое! А оружие? — он выхватил у меня из-за пояса Ключи в ножнах и ловким движением, будто всегда ими пользовался, высвободил лезвия. Щёлкнул ногтем по одному из рогов, — это как надо было над металлом издеваться, вытрясти из него всю его суть? Да не раз! И не два! Что за мерзость? — он швырнул Ключи на крыльцо между нами, — Вот, гляди! — он отщёлкнул один из моих наручей комплекта Пустынного Пламени и поднёс к глазам, осторожно сжимая пальцами обеих рук. Глаза его сияли восторгом, а лицо напоминало выражение маленького мальчика, получившего долгожданный подарок на Рождество, — это же не оружие. Это песня! Сколько сил, труда, памяти, опыта и ошибок в него вложено. Сколько бессонных ночей. Тут же в каждом изгибе, заклёпке, шнурочке сердце мастера! А это? — он снова указал пальцем на валявшиеся Ключи, — тьфу! — Гном аккуратно вернул наруч на место.