– Что ты делаешь с этой телегой?

Я выпаливаю первое, что приходит мне в голову:

– Беру еще один кувшин вина, как меня и просили.

Он хмурится.

– Вина?

Я вытаскиваю сзади один из тяжелых кувшинов, принимая вес на свои бедра.

– Да, нас послали с поручением, принести еще вина. Нужно только самое лучшее!

Надеюсь, кувшины из дворца не помечены особым образом, а иначе все пропало. Он все еще с подозрением смотрит на меня, проверяя этикетку, чтобы убедиться. Мои ноги дрожат, готовые в любой момент подвести меня.

– Ладно, – наконец ворчит он. Мужчина указывает на Чжэнь, которая склонила голову, спрятав лицо в тени. – Ты, там, возьми еще один. Постарайтесь, чтобы нашего почетного гостя обслужили должным образом.

– Кто приезжает? – шепотом спрашиваю я Чжэнь, которая рядом со мной несет кувшин, пока мы поднимаемся по ступеням.

Она качает головой и смотрит вперед.

– Я не знаю. Давай поставим их где-нибудь и улизнем.

Нас ведут через кухни, где мимо дымящихся бамбуковых пароварок туда-сюда снуют люди. Мужчина обеими руками умело подбрасывает овощи в воках, а рядом на корточках сидит мальчик, который подкидывает дрова в огонь.

Мы проходим через столовую. В главном помещении чайной толпятся десятки солдат, одни в черной одежде городской стражи, другие в коричневой армейской форме.

– Кому еще вина? – ревет солдат, который привел нас внутрь, и закидывает свои руки нам на плечи.

Солдаты ликуют. Вероятность того, что нам удастся незаметно ускользнуть, уменьшается с каждым шагом. У нас отбирают тяжелые кувшины и резво срывают с них печати. Вино разливают в круглые чаши, бо́льшая часть выливается через край. Где-то в комнате группа мужчин начинает хрипло горланить песню.

– Только скажите, и мы добудем еще! – Солдат, смеясь, отпускает нас. Он наклоняет чашу ко рту, вино стекает по его подбородку.

– Ваше здоровье! – они поднимают свои чаши, и, прежде чем мы успеваем возразить, нас усаживают на табуреты за стол. Мы с Чжэнь обмениваемся неловкими взглядами, но продолжаем подыгрывать им. Вино льется рекой, разговоры становятся громче, а шутки вульгарнее. Один из солдат рассказывает внимательной публике военные истории, а слева от нас вовсю идет застольная игра, которая включает в себя жестикулирование и сквернословие.

Я сохраняю фальшивую улыбку на лице, когда одним лишь уголком рта обращаюсь к Чжэнь:

– Что будем делать?