Он рассек воздух взмахом меча, но потерял равновесие, повалился ничком и скатился с бархана, едва не напоровшись на собственный клинок. Несколько минут казалось, что уже не поднимется. Слишком долго шел, слишком долго ноги отмеряли длину нескончаемого пути. Рехи приподнялся на дрожащих руках, когда услышал сдавленный голос:

— В полную. Поверь уж. Только я командовал войсками на передовой. А враг зашел с тыла, атаковал мирных жителей в эвакуации. В двух местах одновременно я быть так и не научился. Это просто невозможно.

Митрий вышел из ствола обугленного дерева. Много их скелетов осталось на пустоши. «Великий вестник добра» ныне напоминал лишь очередного призрака, бродящего в сгоревшем лесу. Крылья его трепетали костяными остовами, от них исходил удушающий запах жженого пера.

— Так почему не воскресил их потом? — спрашивал Рехи, отплевывая песок.

В первую встречу Митрий также явился у древа, но в прекрасном сиянии. Тогда он обманул, спас в последний момент. Теперь же Рехи поднимался сам, а собеседник стоял у дерева, чтобы не упасть, неловко обнимая ствол. Сажа оставляла черные пятна на некогда белом одеянии.

— Это один из законов мироздания, — едва слышно отозвался он, пряча глаза. — Первый: нельзя обращать вспять время. Второй: нельзя воскрешать мертвых. То, что сделал Вкитор… скорее всего, он вдохнул жизнь в только что умершего. Да и то вышел монстр.

— Оправдания! Все оправдания своего бездействия! — прорычал Рехи и вновь потянулся к мечу. Он представил, как обрубит крылья Митрию, отпилит эти остовы, чтобы семаргл никогда не взлетел. Снедала досада: если даже бессмертные проиграли, то пустынному эльфу возле Цитадели и подавно ничего не светило. Но последние слова Сумеречного Эльфа не шли из головы. И вновь все существо натягивалось тетивой безотчетного ожидания.

— Рехи… Я понимаю, очень больно! Больно! — охнул Митрий, почти искреннее, почти с участием, но вновь его голос пронзило покровительственное осуждение: — Однако ты бредишь.

— Нет, ты уже не знаешь, что такое боль. Не знаешь, каково это терять, оставаться без кожи. Ты уже успел забыть, — прошипел Рехи. Меч он держал как посох, перенося вес на него, будто клонила вперед голова, отягощенная тяжкой думой.

— Я никогда не забываю! Ради этого я и создал Стражей! — воскликнул Митрий. — Я был в отчаянии из-за того, что не смог спасти свою семью, друзей, весь мой мир! Все, что любил! Когда-то… Когда еще был человеком.

Он отвернулся и закрыл лицо руками, провел пальцами по скулам и щекам, оставляя шрамы. Из глаз его текли ярко-рубиновые кровавые слезы. От их следов дымилась и чернела кожа.