— Любовь. Судите за него! Всех за него судят. Но вины на мне нет. И судить надо вас.

— И ведь он прав. Мы шли совершить суд над теми, кто имел право судить нас, — заметил Сумеречный Эльф, стоя в стороне и таращась на разбитую каменную лепнину.

— Мы шли, чтобы спасти этот мир. Остановить полное его разложение, — осадил Митрий.

— Но признай… это мы его разрушили, — отворачиваясь к распахнутым дверям, опроверг Сумеречный. Он печально глядел на заросший колючками сад, на огненные горы и черное небо.

— Признаю. Проект Стражей Мира также провалился.

— Эй, я так не договаривался! Я не ошибка и не «проваленный проект», — возмутился Рехи.

— Избавься от своей тьмы! — уговаривал Митрий «паразита».

— Это не тьма! Это великая скорбь! — скрипуче выдохнул Двенадцатый, пока «паразит» напряженно сопел, не желая сознаваться. — Ты говорил, что крылья семаргла чернеют, когда он впадает в отчаяние, вестник надежды. Да… И я, вестник равновесия, впал в отчаяние, когда люди начали Великую Войну. Они так страдали! Они так мучились! Мой родной мир так мучился. Когда мне запретили вмешиваться, я сказал себе: «ладно, но хотя бы один мир я спасу, стану его хранителем». Я согласился на малую цену! Я наблюдал за ними! Но сила запрещала мне остановить истребление… Ох! Они так страдали! — Двенадцатый захлебывался словами. — Они так мучились, уничтожая друг друга, теряя цель завоеваний. Их отравила ненависть! Тогда я разрушил мир, противостоя Разрушителю. Ведь если страдания мира настолько невыносимы, что нет никакой надежды на исцеление, разрушить мир — это великое сострадание? Взорвать его, рассеять по ветру… Я остановил войну! Да, я остановил!

— Ты так ничего и не понял. Разрушить мир — это не способ борьбы со злом, — сокрушенно отозвался Митрий.

— Нет-нет! Я обрушил гнев на всех!

— Но ты не различал праведных и грешных.

— Разве не так было? Разве не случалось такое же неразличение в некоторых мирах, где это называлось карой высших сил? Я лишь повторял! Я повторял! — умолял понять Двенадцатый, но ни в ком не находил сочувствия. Рехи просто ждал, когда закончатся мучения этого истерзанного существа. И его собственные. Все еще ворочалась лживая надежда, которая хуже отчаяния. Еще вызывали тревогу оживившиеся черные линии, на которые взирал безумными глазами лиловый жрец. Он видел их, улавливал шевеление, придумывая новый вероломный план. Отсутствие тела не мешало вершить зло. Рехи разозлился и ткнул «паразита» в глаз, лиловый предатель огласил зал истошным визгом, наполовину прячась внутрь.

— Но те миры никогда не разрушались до основания, — продолжал разговор Митрий, будто не слышал пронзительного крика.