Тут же рядом оказался папа.
– Дай-ка сюда! – он схватил сына за руку, принялся разглядывать большой палец в неярком свете лампы.
Слава увидел набухающее красное пятнышко и торчащую занозу. Папу почему-то это очень обрадовало. Из нагрудного кармана рубашки он вытащил миниатюрные щипчики и, щелкая ими, стал приговаривать:
– А мы вас вот так! А вот не уйдете! Тамара! Тома, посмотри, что здесь! Не ошиблась старая карга, наводку правильную дала!
Наверное, он имел в виду бабку в последней деревне, что встретилась им по пути. Бабка шла вдоль дороги, папа окликнул ее, остановился, выскочил из машины с раскрытым атласом дорог. Она была недовольна, эта бабка, скалила желтые зубы, размахивала руками, будто бы пыталась отговорить папу ехать дальше. Но в конце концов она сдалась и ткнула в атлас пальцем.
…Мама смазала ранку от занозы зеленкой и отправила Славу в одну из комнат, где из всей мебели стояли только диван и старое фортепиано. Слава слышал, как родители что-то горячо обсуждают. Потом к нему зашел папа и позвал на улицу, разжигать костер в ржавом мангале.
Уже ночью Славе расстелили на диване, который оказался скрипучим, и вдобавок где-то в области поясницы больно впивалась пружина. Слава лежал без сна, следил за пятнышками света и чего-то боялся. Сам не знал, чего именно. За дверьми, в глубине скрипучего старого дома, ходили и переговаривались, смеялись и шумно передвигали мебель. Потом стало тихо, но свет – Слава видел – не угас.
Слава думал, что не спит, но почти наверняка проваливался в беспокойную дрему. Ему привиделось, будто деревянные стены комнаты ощерились тонкими кривыми занозами, которые окружили диван со всех сторон, впились кончиками в кожаную обивку. Еще немного – проткнут одеяло, доберутся до Славы, до его кожи и потом ещё глубже…
Из дремы его выдернул яркий блик света, просочившийся сквозь закрытые веки. Слава открыл глаза и увидел папу, который размахивал горящим факелом из стороны в сторону. Рваные языки огня лизали заостренные пики заноз, торчащих из стен. Это были реальные занозы, не из сна. Они чернели, сгорали, торопливо втягивались обратно в стены.
– Слава, просыпайся! Бежим! – крикнул отец, тормоша сына за плечо. – Мы не справились, слышишь? Давай за мной, живее!
Слава вскочил с кровати, побежал к отцу. Сквозь плотно сжатые губы вырвался то ли стон, то ли хрип. Было так страшно, что хотелось не останавливаться, а бежать, бежать отсюда подальше, через лес, к машине, к дороге, куда-нибудь за тридевять земель.
Босыми ступнями ощутил покалывание, будто пробежался по стеклу. Папа взмахнул факелом куда-то под потолок, огонь осветил страшное – дергающуюся, неровную фигурку, состоящую целиком из мелких кусочков дерева, заостренных, торчащих занозами в разные стороны. У фигурки были большие черные глаза, длинные руки, широко открытый рот. Кончики заноз вспыхнули от факела, но тут же погасли, окутав фигурку чёрным дымом.