В остальном все было по-прежнему: на него равнодушно смотрели сплоченные ряды пузырьков.

Филип отпрянул, ошеломленный. Он постарался убедить себя, что все это было случайностью – ну, пусть не случайностью, его ножик не мог оказаться там случайно, как и вата, – но, может быть, кто-то копался в аптечке без всякой задней мысли, возможно, пытаясь достать пузырек (среди прислуги встречаются и такие, кто не считает за воровство взять лекарство из запасов нанимателя), и в результате возникла эта странная, сюрреалистичная композиция. Ему захотелось позвать миссис Уивер и предъявить ей следы преступления, но как он мог быть уверен в ее вине? Что, если это домработница?

Он чувствовал, что не сможет заснуть, пока в комнате находится такое. Эта сцена не была застывшей, в ней ощущалось движение, воля, создавшая ее, продолжала действовать. Филип пожалел, что дверь его спальни не запиралась на ключ. Ему захотелось перебраться в другую комнату, но что, если другие постели еще не проветрены? Уж лучше эта чертовщина в тумбе, чем сырая постель. Но теперь ему понадобится что-то покрепче брома – одна из этих красных капсул из склянки, что как будто глядела со злорадством на этот… ну да, на этот труп. Преодолев неприязнь, Филип осторожно извлек склянку из общего строя и вытряхнул на ладонь сразу две капсулы.

– Доброе утро, миссис Уивер, – сказал он, выплывая из забытья, когда она внесла в спальню поднос с завтраком. – Вы не могли бы подать мне домашнюю куртку?

Но миссис Уивер как будто его не услышала, и в нем с новой силой поднялось возмущение.

– Будете добры, подайте мне домашнюю куртку, – произнес он сердито.

Эта просьба, высказанная таким властным тоном, прозвучала смешно, отчего его возмущение стало только сильнее.

– Вы что, не можете подать мне куртку? – едва ли не выкрикнул он, и она протянула ему эту несчастную куртку, держа ее на вытянутой руке, как что-то, требующее дезинфекции.

– Послушайте, – сказал он. – Когда я отдаю распоряжение, я ожидаю, что вы его выполните. Вы слышите?

Она ничего не ответила, и ее молчание как будто давало ей власть над ним.

– И еще кое-что, – продолжал он. – Это вы устроили балаган в моей аптечке?

Она опять ничего не ответила. Он выскочил из постели и, грубо взяв ее за руку, подтолкнул к тумбе и открыл дверцы.

– Смотрите, что здесь творится. Это ваших рук дело или не ваших?

Наконец она открыла рот.

– Я ничего такого не делала, – произнесла она с чувством собственного достоинства. – Я об этом ничего не знаю.

– Ну хорошо, – выдохнул Филип. – Я попрошу миссис Физерстоун все убрать.