– Нет, синьора, è proprio un lazzarone – он настоящий пройдоха, – вы бы не захотели с таким увидеться.

– А ты его видела, Мария?

– Нет, синьора. Антонио запер его в комнате гондольеров.

– Скажи ему, Мария, кем бы он ни был, что я никак не смогу его принять. Я очень больна. – Она повернула усталую голову на пышных подушках и закрыла глаза. Как мало в ней осталось от миссис Картерет прежних дней – жалкое подобие, газетная карикатура!

Мария передала ее слова Антонио:

– Она не сможет его принять.

– Ну, еще бы, – хмуро проговорил Антонио. – Но мы должны были ей доложить: она так привередлива в подобных делах, а он мог оказаться ее старым приятелем, chissa? Как знать? А может, это вор. Так или иначе, он был в жутком состоянии, и я дал ему сухую одежду и запер. Утром выпущу.

Едва он это сказал, как дверь – вообще-то двери там не было, покои миссис Картерет (мистер Картерет занимал другую часть дворца) отделяли от хозяйственных помещений только портьеры удивительной красоты – открылась, и перед ними предстал пришелец, все такой же страшный, грязный и мокрый. Мария с Антонио растерянно переглянулись.

– Я хочу видеть синьору, – сказал он.

Первым пришел в себя Антонио.

– Нельзя, – сказал он. – La signora очень больна и никого не принимает. Уходите, откуда пришли. – И он взял пришельца за плечи, собираясь вытолкать прочь.

Так он мне рассказывал. Мария была слишком напугана, чтобы что-то запомнить, но ей показалось, что рука Антонио сомкнулась на чем-то, что отшатнулось, не сдвинувшись с места, и исчезло за закрытой дверью спальни миссис Картерет.

Что было дальше? Здравый ум – редкое качество, а Антонио с Марией лишились последних его остатков. Они припали ушами к двери, и вот что они услышали.

– Chizze? – «Кто это?» – прозвучал вопрос на венецианском диалекте.

Слуги были ошарашены, поскольку даже не думали, что миссис Картерет знает их диалект, хотя она знала множество языков.