Светлый фон

Он с возмущением воззрился на прибор, примостившийся у него на столе. Уж, наверное, при всех претензиях на техническое совершенство эта штука могла бы работать и получше. Ему захотелось поставить прибор на пол и врезать по нему ногой: ближе к ночи он часто становился раздражительным. Давало о себе знать накопившееся за день напряжение! Но он сдержался. Наверняка кто-то знает, как управляться с этой штуковиной, со всеми ее настройками, и функциями, и общим набором (так смутно обрисованным) безграничных возможностей.

Он решил дать прибору еще один шанс, а тем временем у него в голове продолжали звучать изводившие его голоса. Через день-другой он вызвал человека из прокатной фирмы, чтобы выяснить, все ли в порядке с устройством. Пришедший специалист был сама учтивость: он вставал, приседал, опускался на корточки.

– Не нахожу никаких неисправностей, – заявил он после того, как извлек из прибора серию визгов и писков, как и других, более отчетливых звуков трансляций из разных стран. – Что именно вы хотели послушать, сэр?

Это был вопрос на засыпку.

– Я слышу определенные звуки, – сказал Ферди, с трудом преодолевая стыд, – и не знаю, откуда они исходят. Я подумал, этот прибор мог бы их уловить и… ну, знаете… записать, а потом проиграть мне, если бы я захотел их послушать.

– Он это может, – произнес человек с теплотой в голосе. – Он для того и предназначен. Если бы мы с вами собрались побеседовать, что называется, один на один, он записал бы каждое слово. Хотите попробовать? – И он нажал на кнопку.

– Я вам верю, – поспешно проговорил Ферди до того, как успела включиться запись, – но эти звуки довольно необычные, и эта штука, – он махнул рукой на прибор, начинавший заводить свою шарманку, – похоже, их не улавливает.

– Какого рода звуки?

– Ну, даже не знаю. Я просто их слышу, или думаю, что слышу, и мелодию, как бы мелодию, которая возникает за ними.

– Что ж, – сказал человек, видимо, не являвшийся (или, во всяком случае, не желавший показаться) завзятым скептиком, – нас окружают всевозможные звуки, которых мы с вами не слышим, и некоторые утверждают, что мы можем улавливать звуки из прошлого, к примеру, крик распятого Христа, поскольку звуковые волны, вероятно, распространяются бесконечно. Вопрос лишь в том, чтобы настроиться на прием. Мы пока так далеко не продвинулись. Но мы можем попробовать еще раз, сэр.

– Будьте добры, – сказал Ферди. Его уши уже наполнялись знакомыми ощущениями, звуками и паузами, за которыми проскальзывала, наплывая на них (или под них), мелодия.

Послышалось жужжание, урчание или что-то еще менее отчетливое – и машина начала издавать звуки, которые не так уж отличались от тех, что слышались Ферди. Он внимательно слушал. Да, они были очень похожими, но более четкими, поскольку в них то и дело проскальзывало какое-нибудь слово, тогда как шумы у него в голове были всегда бессловесными, – это, скорее, напоминало репетицию оркестра, а голоса, ее сопровождавшие, обнаруживали не большую лингвистическую выразительность, чем скрипка или флейта. Но теперь в этой мешанине звуков, слов и имен начало возникать его имя – и другие имена тоже, как знакомые ему, так и незнакомые, – и им овладело странное чувство, этакий меланж из прошлого, настоящего и будущего, суммирующий и резюмирующий всю его жизнь, как это бывает во сне, и настоятельно взывающий к чему-то, что должно с ним случиться.