Слушая эту странную смесь, он ощутил нежелание посвящать постороннего человека в свои личные дела, как бы отрывочно и непоследовательно они ни были представлены.

– Это все очень интересно, – сказал он. – А вы могли бы оставить мне этот прибор на день-другой и показать, как его включать?

– Да, но у нас довольно высокие расценки на его аренду.

– Об этом не беспокойтесь, – сказал Ферди чуть свысока, – долго я его держать не буду. Только покажите, как он работает…

На демонстрацию ушло время, поскольку Ферди не дружил с техникой, а этот прибор, недаром имевший такой необычный, прогрессивный и вызывающий вид, требовал уйму настроек.

– Вот то, что вам нужно, – сказал человек, поставив палец на кнопку. – Или можете поймать «Радио Люксембург»[160], да что угодно. А вот то, что вам нужно, – повторил он, снова коснувшись кнопки.

«А оно мне нужно? – подумал Ферди, зарисовывая расположение кнопки на листочке. – И точно ли мне оно нужно?»

Неожиданно все увиделось ему в новом свете.

– Я полагаю, – сказал он мастеру, когда тот снова водрузил прибор на стол и принялся собирать свои инструменты, – я полагаю, что вы сможете забрать его… этот объект… в любое время, как только я с ним разделаюсь.

«Или он разделается со мной», – добавил он мысленно.

– Конечно, сэр. На него огромный спрос. Это устройство уникально в своем роде. – Он принял залог и был таков.

«Разумно ли я поступил? – спросил себя Ферди, глядя на прибор, стоявший на столе с важным видом, уперев в столешницу когтистые лапы так, словно в жизни не видел радиоприемника (он и вправду не так уж много их видел). – Не считая нескольких звуков, хорошо мне известных, – они прямо сейчас звенели у него в ушах, – и нескольких имен, часть из которых мне незнакома, что еще он мне предложит?»

Он опять посмотрел на приемник с явной опаской, словно ожидая, что тот зашевелится, но этого не случилось.

«Не думаю, что сумею заставить его работать, – сказал он как бы себе в оправдание. – У меня никогда ничего не работает». И он даже не стал пытаться включить прибор в тот вечер, как и в следующие несколько вечеров.

«Я должен свыкнуться с моими мыслями, – повторял он про себя. – Почти у всех людей в моем возрасте, – он не стал мысленно уточнять, в каком именно возрасте, – есть мысли, которые им не особенно нравятся, но приходится с ними мириться. В моем случае они приняли определенную форму… голоса, мелодии и так далее, всякая галиматья… натуральные шумы в голове, совершенно неразборчивые, но они усиливаются, когда лежишь ночью без сна и пытаешься найти в них смысл. Эти снотворные таблетки не действуют – они только мешают умственной активности».