– Здравствуй, любимая! Это снова я.

Гордей улыбался, но улыбка его была вымученная. И причиной этой муки была не физическая боль. Марфа очень хорошо знала своего мужа, понимала его с полувзгляда. И то, что Гордей явился в человеческом обличье, говорило о многом. Множило Марфины печали…

– Серафим… – только и сказала она, – подныривая плечом под беспомощно болтающуюся руку Степана.

– И Серафим, и Стефания… Прости, любимая, я не смог уберечь наших детей.

– Ты и не мог, Гордей.

Вдвоём они затащили потерявшего сознание Степана на крыльцо. Порог распахнутой настежь двери светился в темноте ярче керосиновой лампы. Марфа виновато посмотрела на мужа. Да, она могла пригласить его в дом. Наверное, если бы у неё не было Кати, она бы так и сделала: позволила Гордею войти, а потом они вдвоём дождались бы рассвета, и для неё всё закончилось бы навсегда… Видит бог, она уже мечтала о таком исходе, но нельзя. Не все долги розданы, не все грехи замолены.

– Я подожду. – Гордей уселся на ступени, сказал едва слышно: – Как же хочется курить, кто бы знал…

Оказавшись в доме, Марфа не дала себе времени ни на раздумья, ни на терзания. Марь вернула ей одного из троих, и теперь только от неё, Марфы, зависело, выживет ли этот глупый мальчишка. Она действовала быстро, почти бездумно. Промыла рану, наложила чистую повязку, залила в горло Степану горький отвар. Он выпил его, не сопротивляясь и не морщась. В какой-то момент он пришёл в себя, посмотрел на Марфу глазами побитого щенка.