Светлый фон
Оказавшись в доме, Марфа не дала себе времени ни на раздумья, ни на терзания. Марь вернула ей одного из троих, и теперь только от неё, Марфы, зависело, выживет ли этот глупый мальчишка. Она действовала быстро, почти бездумно. Промыла рану, наложила чистую повязку, залила в горло Степану горький отвар. Он выпил его, не сопротивляясь и не морщась. В какой-то момент он пришёл в себя, посмотрел на Марфу глазами побитого щенка.

– Я не уберёг её, бабушка, – просипел с таким отчаянием в голосе, что собственные страдания показались Марфе ничтожными.

– Я не уберёг её, бабушка, – просипел с таким отчаянием в голосе, что собственные страдания показались Марфе ничтожными.

– Спи, – велела она, кладя ладонь на его горячий лоб. – Всё потом, Стёпочка. Всё потом…

– Спи, – велела она, кладя ладонь на его горячий лоб. – Всё потом, Стёпочка. Всё потом…

Он послушно закрыл глаза. То ли и правда уснул, то ли провалился в благословенное беспамятство. Ей бы такую милость. Хоть бы денёк не думать, не помнить, не страдать. Но кто она такая, чтобы выбирать себе долю? Достаточно того, что она выбрала себе мужчину.

Он послушно закрыл глаза. То ли и правда уснул, то ли провалился в благословенное беспамятство. Ей бы такую милость. Хоть бы денёк не думать, не помнить, не страдать. Но кто она такая, чтобы выбирать себе долю? Достаточно того, что она выбрала себе мужчину.

Гордей сидел всё в той же позе, невыносимо уставший, невыносимо красивый и невыносимо молодой. Марфа села рядом, протянула ему папиросу и спички, сказала шёпотом:

Гордей сидел всё в той же позе, невыносимо уставший, невыносимо красивый и невыносимо молодой. Марфа села рядом, протянула ему папиросу и спички, сказала шёпотом:

– Вот немного осталось…

– Вот немного осталось…

Он посмотрел на неё с благодарностью, взял папиросу, прикурил.

Он посмотрел на неё с благодарностью, взял папиросу, прикурил.

Так они и сидели плечом к плечу, думая о том, что эта ночь скоро закончится, и они больше никогда не увидятся.

Так они и сидели плечом к плечу, думая о том, что эта ночь скоро закончится, и они больше никогда не увидятся.

– Я скучаю, Гордей. – Марфа, как в далёкой молодости, склонила голову на его крепкое плечо. – Как же я скучаю, любимый!

– Я скучаю, Гордей. – Марфа, как в далёкой молодости, склонила голову на его крепкое плечо. – Как же я скучаю, любимый!

Он ласково погладил её по простоволосой голове, поцеловал в висок. Его губы пахли табаком и совсем не пахли пеплом. Такая чудесная иллюзия нормальности.

Он ласково погладил её по простоволосой голове, поцеловал в висок. Его губы пахли табаком и совсем не пахли пеплом. Такая чудесная иллюзия нормальности.