Олег возмущенно привскочил на диване:

— Святой дурачок! Толстовец! Непротивленец! Почему ты не подставил для удара и правый глаз?

— Не успел, — хмуро сказал Анисим. — Милиция помешала. А вообще, отвяжись от меня. Сам и выбивал бы им зубы. А то провалялся на земле, как мешок… Извини.

Анисиму было обидно. Второй раз за сегодняшний день его обзывали святым дурачком. Один обозвал святой коровой и унес магнитофон. А этот втянул в драку и теперь ругается.

Как показаться в таком виде родителям? И это — накануне экзамена, на который они возлагают такие надежды! Впрочем, отец, кажется, с самого начала не надеялся, что Анисиму удастся сдать экзамены. А мать уверена, что если он попадет в армию, то весь срок проведет на «губе»… Что ж, вполне может быть. Потому что он, наверное, и в самом деле дурачок.

Веселый вечер предстоит ему сегодня! И что скажет Рита, увидев его?

Марианна помахала в воздухе мокрой тряпкой, как платочком в танце, и, привстав зачем-то на цыпочки, опять приложила его к глазу Анисима. Он разгневанно мотнул головой:

— Довольно! И перестань, наконец, петь!

Марианна удивленно распахнула свои безмятежные глаза.

— А я и не пою! Ты что?

— Да, да. Извини, — сказал Анисим. — Только хватит компрессов. Все равно уже ничего не поможет.

Олег сел на диване, пригладил ладонью свои взъерошенные волосы, поправил очки. И снова стал обычным Олегом, высокомерным и смешным одновременно. И Анисим подумал, что зря злился на него. Что бы Олег делал один там, в Медведкове? Те четверо запросто изувечили бы его. В конце концов, он попросил Анисима всего лишь о дружеской услуге. Подумаешь — глаз и губа! А Олег без него вполне мог оказаться у Склифосовского.

— Давайте есть колбасу и пить вино, — бодро сказал Олег. — Марианна, позаботься! Нарежь, накрой, разлей!

— Он уже командует! — Марианна засмеялась тихо и с удовольствием. — Нарежь сам… Как мы договаривались?

— Она хочет жить по рекомендациям популярных статей, — сказал Олег. — Муж и жена после трудового дня вместе стирают, нянчат детей и варят семейный борщ… Я объяснял ей всю невыгодность для нее равноправия. Не верит… Нет равноправия, и мужчина — рыцарь. Цветы, шоколадки, поклонение. А как я могу чувствовать себя рыцарем по отношению к женщине, которая заставляет меня мыть кастрюли?

Олег говорил и смотрел на Марианну сквозь свои толстенные линзы влюбленными глазами. И она ответила ему таким же взглядом.

— Про цветы ты все равно забудешь, миленький! Так что тебе предстоит мыть кастрюли.

Они говорили об одном, а думали явно о другом. Забыв об Анисиме, тянулись друг к другу взглядами и голосами. И Анисиму стало неловко видеть эти затуманившиеся взгляды и слушать эти придушенно-интимные голоса.