Он появляется на короткие свидания и опять уходит в свою отдельную жизнь. Он должен выиграть бой, или отправиться на девять месяцев в дальнюю экспедицию, или забить тот самый гол, который позарез необходим всему страждущему, нищему человечеству. И она терпеливо ждет его. Она в восторге от его широкой щедрости или, наоборот, от упрямого умения зашибить деньгу, от его бесшабашности или трезвого благоразумия, оттого, что он нравится женщинам или, наоборот, целомудрен. Она готова стать не просто женой, а верной помощницей этого загадочного, самостоятельного существа, именуемого мужчиной.

Ах, как прекрасно именно то, что он такой самостоятельный!

И вот он уже ее муж. И каждый вечер, окончив свои мужские дела, он возвращается к ней. И вполне естественно, что теперь и он сам, и то свое, что у него было, должно принадлежать ей, служить ее и его детям, их общему дому. Ведь что может быть важнее, чем дети, семья, дом? Это — вечное. И все должно быть подчинено этому. Зачем лишние три дня, высунув язык, бегать по холмам с каменным топором, охотясь за мамонтом, в компании таких же, как сам, косматых грубиянов, когда у детей уже вдоволь мяса и шкур? Не лучше ли посидеть у семейного костра или у телевизора в пещере, так уютно прибранной ее руками? А его все тянет куда-то за темный порог.

Ах, зачем он такой самостоятельный? Долой противоположность! Только полное единение!

То, что раньше завораживало ее, теперь становится лишним. И нет в нем никакой загадочности, в этом существе, именуемом мужчиной. Она его кормит, она его обстирывает, она с ним спит. Какая уж тут загадочность? Она ведь знает, что после очередной охоты на мамонта или профсоюзного собрания, на котором он вел себя как бесстрашный рыцарь, он потом три дня валялся на диване, охал и потирал поясницу или хватался за сердце, и ему снимали кардиограмму, подозревая ишемию. Пусть другие стоя аплодируют ему в концертном зале, или трепещут перед его белым халатом и званием профессора, или в тысячу глоток орут, когда он, обойдя трех защитников, вкатывает шайбу в ворота противника в решающем матче. Конечно, все это приятно. Но он-то принадлежит ей. Она любит его, может, порой даже больше, чем себя. Любит, как одного из своих детей, — самого хлопотного и строптивого. И, как с любимым ребенком, она жаждет бескорыстно поделиться с ним своим благоразумием, чтобы его не тянуло за опасный порог. И в этой своей жажде она бывает иногда так настойчива, что он порой исчезает за этим порогом навсегда…

Но есть и такие жены, что безропотно ждут, когда он закончит свое дело. И пять раз на дню греют суп, твердо уверенные, что его дело и есть самое главное в жизни.