Платье и туфли на платформе преобразили Марианну. Оказывается, она была красивой. И, пожалуй, красивей Риты, с досадой подумал Анисим. Впрочем… Он опять почувствовал, как жар заливает ему лицо и уши. Впрочем, в Марианне не было той прочной стати, которая была в Рите. В общем-то Марианна была пигалицей.

— Хо-о-очу колбасы! — томно пробубнил Олег.

— Тот, кто хочет колбасы, сам об этом позаботится! — ласково сказала Марианна.

Анисиму надоела эта игра. И несмотря на все волнения нелепого, нескончаемого жаркого дня и боль в голове и в боку, ему хотелось есть. Он встал и молча пошел на кухню за столовыми приборами и тарелками.

На кухне было душно, как в теплице. И по-прежнему размеренно стучали капли воды из крана. Рокот проспекта звучал все так же мощно, но на детской площадке было тихо — время приближалось к четырем, и дети, съев котлеты и манные кашки, спали в своих кроватках. И Женька-слесарь, наверное, спал, исчерпавшись в одиноком веселье.

Интересно, что еще сегодня со мной случится, — подумал Анисим, вытирая ладонью запылившиеся за лето на полке тарелки. И мысли его опять вернулись в лес, на поляну… Наверное, они уже ушли оттуда, и то непоправимое, что могло там произойти, наверное, уже произошло. Ведь Рита, если захочет, вполне может спровадить Татьяну в поселок и остаться с Сергеем Петровичем наедине… Анисим замер с тарелкой в руках и закрыл глаза. И отдаленный шум проспекта сразу зазвучал еще мощней, и тяжесть в голове усилилась и стала совсем нестерпимой. Анисим с отчаянием подумал, что сейчас уже бессмысленно мчаться на дачу и бежать в лес, потому что уже ничего не поправишь. Поздно!

Он стоял посреди кухни, сжимал в темных сильных руках тарелку, и ему вдруг захотелось завыть тонко и протяжно — выдохнуть из себя распиравшую голову и грудь боль. Почему он такой невезучий, нелепый?

Когда Анисим вернулся в комнату, Марианна сидела на диване рядом с Олегом. Они сидели молча, взявшись за руки, и посмотрели на Анисима как на чужого, который неизвестно почему вдруг вломился к ним в дом.

Анисим со стуком поставил на стол тарелки.

— Садитесь к столу.

— Подвинь стол к дивану. Так будет удобней, — распорядился Олег.

Анисим покорно с грохотом поволок стол через комнату.

Когда колбаса была нарезана, а вино разлито по бокалам, Марианна оглядела стол, потом распухшее лицо Анисима и сказала с неожиданной печалью:

— Вот такая у меня свадьба!

И Анисим увидел у нее на глазах слезы.

— Ну-ну, — смущенно сказал Олег, — все пройдет, все забудется.

— Это не забудется, — сказала Марианна, снимая пальцем слезы с накрашенных ресниц. — Моя бабка всю жизнь хранила фату. Шестьдесят лет. А ты — забудется.