Проблемы переноса и перерывы в терапии

Я осознавала опасность того, что Патрисия могла выражать свой дистресс и гнев по поводу перерывов в терапии посредством самоповреждения. Я подчеркивала, что ей абсолютно необходимо высказывать мне свой гнев и разочарование. Порой было трудно понять, какая из значимых фигур ее прошлого оказывалась перенесенной на меня. Иногда, особенно когда мы делали перерывы в терапии по причине праздничных дней, я, казалось, становилась для Патрисии покидающей и не защищающей ее матерью, либо сбивающим с толку отцом, который, с одной стороны, предлагал любовь и внимание, а с другой — оказывался жестоким и не заботящимся о ней. Патрисия часто хвалила меня и льстила мне, что раскрывало, насколько высока была степень идеализации ею моего образа. В иных случаях она выражала сильные чувства разочарования и гнева, полагая, что я не буду продолжать наши с ней встречи и покину ее в одиночестве, потому что она якобы «недостаточно хороша». Иногда я становилась для нее преследующим, требующим и ненадежным объектом.

В определенном смысле даже конфиденциальность терапии отражала в своей интимности и закрытости от других людей, присутствовавших в отделении, пережитый ею опыт насилия. Поэтому было крайне важно позволить Патрисии обсудить эти моменты и прояснить, что индивидуальные психотерапевтические сессии не были чем-то тайным, а были частью ее программы лечения в отделении и что о прогрессе в терапии, за исключением интимных подробностей, будет рассказано другим сотрудникам, участвовавшим в уходе за ней. Патрисии постоянно сообщалось об ограниченном уровне конфиденциальности и о роли психолога как части междисциплинарной команды. Было очень важно, чтобы терапия была приватной, но не тайной, а также чтобы я противостояла попыткам Патрисии сделать меня особым человеком, которого она могла бы соблазнить и которым могла бы быть соблазнена сама. Это противостояние позволило бы Патрисии получить интимные терапевтические отношения, которые были бы не насильственными и в которых при этом я не была бы вынуждена хранить молчание. Временами Патрисия полагалась на меня, чтобы передать сообщение от ее имени другим, и было понятно, что защита ее физического и психического здоровья включает способность рассказать другим членам команды, как она себя чувствует. Мои чувства контрпереноса к Патрисии были в первую очередь защитными, однако она вызывала во мне также разочарование и гнев, когда причиняла сама себе вред. В такие периоды я чувствовала, что подвела ее и что на самом деле она нападала на меня из-за этой, казалось бы, неудачи.