Применение Патрисией насилия против самой себя не исключало применения насилия против другого человека, как это видно на примере совершенного ею преступления. Вспышка гнева была вызвана тем, что ее парень был агрессивен и предъявлял ей требования сексуального характера. Несмотря на то что Патрисия в основном обращала гнев против самой себя, она ударила ножом сексуального партнера, видимо, вытесняя таким образом ярость, которую она испытывала к своему отцу, а также в контексте своего собственного злоупотребления алкоголем. То, что она нанесла удар, пронзив своего парня ножом, имело явное символическое значение. Это отразило ее глубокие проблемы в сексуальных отношениях, а также то, что его образ сливался для нее с образом отца: она ассоциировала свою сексуальность с девиантным поведением и стыдом. Существовал также гомицидный аспект ее разрушительности: побуждение убивать вообще, лежащее в основе суицидального поведения, явным образом проявилось в данном, официально зафиксированном, преступлении.
Чувство вины и склонность обвинять себя за произошедшее с ней насилие все еще преследовали ее. Патрисия беспокоилась, что ее признание может дестабилизировать семью. Она пыталась сохранить иллюзию семейного счастья и все еще не хотела, чтобы ее мать узнала о произошедшем инцесте. Однако то, что ее поместили в отделение закрытого типа психиатрического стационара, стигматизировало и семью, так как это вызвало вопросы о санкционирован семьи в целом, и привлекло внимание к тому, что в этой, казалось счастливой семье произошло нечто ужасное.
Установление контроля
Установление контроля
В определенном смысле Патрисия чувствовала, что через акт самоповреждения она ставит на себе свою печать, знак, утверждающий, что, если не разум, то тело точно было ее собственным достоянием, которое она могла контролировать. Это была попытка вернуть себе право владения и контроль над своим телом и утвердить, что именно она. а не кто-либо другой, имела право и власть касаться ее тела. Эту мысль подтверждало то, что она показывала свои кровоподтеки с некоторой гордостью и не верила, что самоповреждающее поведение было вне ее контроля и являлось суицидальным жестом. Она чувствовала, что эти действия буквально привязывали ее к реальности, а также приносили огромное и столь необходимое ей облегчение от того психологического давления, с которым она сталкивалась. Гнев Патрисии, по ее ощущениям, был обоснован, и его необходимо было продемонстрировать. Интересно, что это особое выражение гнева было мощным потенциальным символом для всей команды сотрудников, которые заботились о том, чтобы она не могла причинить себе вред, хотя при этом им было трудно представить, что именно это для нее символизировало.