В попытке предотвратить акты самоповреждения не следует упускать из виду их функцию и их действенность как средства коммуникации. Это поведение нельзя просто отвергнуть как патологический пример неспособности справиться с ситуацией, своим состоянием или как перверсию мазохиста. Патрисия часто рассказывала, что переживала чувства нереальности и растерянности, порой недоумевая, была ли она все еще маленькой девочкой или уже совсем взрослой женщиной. Она чувствовала себя не в своей тарелке, а ощущение расщепления между ее психическим и физическим состоянием было для нее неприятным и тревожащим. Самоповреждение возводило ей чувствовать связь между ее разумом и телом. В детстве она полагалась на эту способность мысленно отделиться оттого, что происходило с ее телом, и «уплыть» в другие места, отделить себя от вторжения, страдания и боли из-за сексуальных нападений отца. Будучи взрослой, она использовала способность мысленно отделять себе от своей среды, чтобы справляться со стрессовыми ситуациями, но затем обнаружила, что эта психологическая дистанция стала пугающей и сбивающей с толку, что усиливало ее чувство изоляции и отчужденности. Стратегия, которая имела решающее значение для выживании Патрисии в детстве, стала вносить путаницу в ее взрослую жизнь и пугать ее. Самоповреждение было выбрано ею как «противоядие», позволявшее почувствовать, что она может вернуться в мир и что ее тело находится под ее контролем.

Отвлечение

Отвлечение

Патрисия обнаружила, что планирование и исполнение актов самоповреждения помогало ей отвлечься от эмоциональной боли. Также это помогало ей объединить тело и разум. Фокусируясь на своей физической боли, она чувствовала облегчение от боли душевной и получала подтверждение тому, что ее тело принадлежит ей, что его можно контролировать и манипулировать им с помощью своего сознания и что оно способно испытывать физические ощущения. Время от времени, когда чувства тревоги и подавленности были особенно сильны, Патрисия испытывала соблазн нанести себе повреждение. Она сосредотачивалась на образах акта самоповреждения. Мысли пойти в свою комнату, разорвать какую-либо материю, повязать оторванную полосу ткани себе на шею и постепенно стягивать ее, увеличивая давление, становились навязчивыми. Она говорила, что в периоды сильного беспокойства мало о чем думала, воображая только, как причиняет себе вред. Исполнение этой фантазии приносило душевное облегчение, восстанавливало физическую чувствительность, что позволяло ощутить, что она «нормальная» и настоящая, существующая. Также эти акты самоповреждения приносили огромное чувство облегчения от напряженности, тревоги и депрессии, которые она часто испытывала, особенно когда в ее сознание вторгались образы сексуального насилия. А во время длительного пребывания в одиночестве в отделении закрытого типа эти воспоминания становились особенно угнетающими и пугающими.