В переносе я становилась для Патрисии ее не предоставившей защиты матерью, которая не смогла предотвратить травмирование ее тела, за что и подвергалась атаке. На уровне психики она отделила свое тело от себя, отождествила свое женское тело с моим, символическим материнским телом, а затем напала на него через самоповреждение. Мое чувство, что на меня нападают, было мощным источником понимания мотивов самоповреждения Патрисии. Я интерпретировала это в терапии как то, что Патрисия сердилась на свою слабую мать, которая не прекратила сексуальное насилие и не могла этого сделать так же, как я не всегда была доступна и не всегда могла остановить ее самоповреждение. Рассказывая мне о том, что она причинила себе вред, Патрисия наказывала меня за мое бессилие, сообщая мне, что она была в опасности, надеясь, что я смогу ей помочь.
Патрисия так и не прекратила полностью своего самоповреждающего поведения на протяжении всего курса психотерапии, однако в тот период было отмечено несколько моментов ослабления самоповреждений — как входе ее участия в психотерапевтической работе, так и в течение года после окончания терапии. Патрисия развила способность сообщать персоналу, когда она была огорчена или обеспокоена и когда ей не хотелось подробно рассказывать о своих воспоминаниях и переживаниях. Она стала больше заботиться о своем внешнем виде, регулярно мыть волосы и немного набрала вес, хотя все еще периодически «забывала» поесть. Она стала явно более успешной в своем взаимодействии с персоналом и другими пациентами, устанавливала прямой зрительный контакт с другими людьми, ее речь звучала более отчетливо и взросло и стала меньше похожа на речь женщины, полагающей, что она является юной девушкой. В конечном итоге она была выписана из отделения закрытого типа и определена на проживание в общежитии. Сотрудники общежития сообщали, что в периоды кризиса она все еще наносила себе повреждения, однако частота этих случаев была намного меньшей, нежели когда она впервые поступила в отделение закрытого типа.
Несмотря на то, что мы продолжали видеться с Патрисией во время ее подготовки к отъезду (в течение еще полугола), покинув отделение она приняла решение встречаться со мной лишь изредка, чувствуя, что возвращение к регулярным амбулаторным консультациям стигматизировало бы ее и привязало к психиатрической помощи. Она, похоже, не знала о бессознательном значении того, как она подбирала слова, и я задавалась вопросом, представляли ли собой удавки, которыми она душила себя, формой связи с персоналом отделения и с чувством заботы о ней. Казалось важным, что она выбирала для них самую обычную ткань, особенно оторванную от простыни; с ее помощью она могла причинить себе вред, как бы предупреждая персонал о чувстве опасности. с которым она сталкивалась в спальне, и о том, как предписания, которые ей назначались, могли ей навредить. Согласно результатам посттерапевтического наблюдения, Патрисия продолжала прогрессировать, хотя и не до конца отказалась от самоповреждений в периоды острого стресса.