Компульсивные побуждения Патрисии нанести себе вред были обусловлены несколькими факторами. Она реагировала на скуку, фрустрацию и конфликты в своем окружении, а также на возникающие чувства несчастья и тревоги. Такие реакции Патрисии отображали ее потребность воссоздавать ситуацию насилия, чтобы справиться с ней во взрослой жизни. И ее самоповреждающее поведение предоставило сотрудникам средство, благодаря которому они могли бы превратиться в значимые фигуры ее детства. Просто выслушивая Патрисию, не пытаясь ее наказать или защитить, сестринский и медицинский персонал мог помочь Патрисии примириться с тем, что с ней случилось. Придерживаться такого подхода было трудно, когда медработники, оказавшись не в силах предотвратить самоповреждающие действия Патрисии, сталкивались с чувством собственной несостоятельности и подавленности. В силу той степени беспокойства, которую вызвали ее попытки нанести себе увечья, сотрудникам было легче реагировать на поведение, а не размышлять над ним. Такой тип отреагирования на чувство беспокойства был достаточно полно описан Мензис Лит в ее исследовании социальных норм в сестринском деле как защита от чувства беспокойства, возникающего при слишком тесном приближении к болезненным переживаниям пациента (Lyth, 1959). Некоторые медсестры воспринимали сообщения Патрисии, что она втайне смогла нанести себе повреждения, а они не сумели это предотвратить, так, будто она говорила об этом с триумфом и чувством враждебности. Подобные признания казались им садистскими упреками, обвинениями в том, что они ее подвели.

Персонал реагировал либо гневом и желанием наказания в адрес Патрисии, либо чрезмерной опекой и тревожностью, а также попытками контролировать каждый шаг, что ее инфантилизировало. Раскол в группе персонала отражал расщепление в психике Патрисии и сложности с интеграцией зависимых и агрессивных аспектов ее личности. В целом проблема понимания противоречивых аспектов личности Патрисии, с которой столкнулись как она сама, так и медицинский и сестринский персонал, отражала психологические последствия пережитого ею в детстве сексуального насилия. В определенном смысле казалось, что с точки зрения развития Патрисия осталась на уровне, соответствующем примерно 11-летнему возрасту, как будто травма сексуального насилия помешала формированию взрослой личности. В отделении она вела себя и воспринималась окружающими скорее как уязвимый ребенок или подросток, нежели как агрессивная и сильная взрослая женщина. Состояние инфантилизации, в котором пребывала Патрисия, приводило к ситуации, в которой она не могла признать свое чувство гнева на отца. Она продолжала оборачивать этот гнев против себя и использовала свое тело в качестве сосуда для своих насильственных импульсов; и только очень постепенно Патрисия приобретала понимание причин своего самоповреждающего поведения и контроль над ним. Впоследствии она смогла развить умение выражать свои чувства иначе, обрела способность высказывать свои мысли и проговаривать воспоминания, а не руководствоваться ими в своих реакциях.