«Ты обещала мне гарем», мягко упрекнул ее Ван.

«Не сегодня, не сегодня! Сегодняшний день священен».

Вместо щеки, которую он хотел поцеловать, оказались ее быстрые безумные губы.

«Пойдем посмотришь мою каюту, – взмолилась она, когда он оттолкнул ее с такой силой, как будто это был его животный отклик на жар ее язычка и уст. – Я просто обязана показать тебе их подушки и рояль. Там из каждого ящика несет Кордулой. Умоляю тебя!»

«А теперь уходи, – сказал Ван, – ты не можешь дразнить меня так. Если не перестанешь, я найму мисс Кондор сопровождать меня. Ужин в семь пятнадцать».

В спальне он нашел несколько запоздалое приглашение на обед к капитанскому столику. Оно было адресовано д-ру Ивану Вину и его жене. Однажды он уже путешествовал на этом корабле, между двух рейсов на «Королеве», и капитан Коули запомнился ему пустозвоном и невеждой.

Он вызвал стюарда и велел ему отнести приглашение обратно, нацарапав на нем карандашом три слова: «Такой пары нет». Он двадцать минут пролежал в ванне. Он постарался сосредоточиться на чем-нибудь еще, кроме тела истеричной девственницы. Взявшись после ванны за гранки, он обнаружил коварный пропуск, не хватало целой строки, причем искаженный пассаж, на взгляд машинального читателя, выглядел вполне исправным, поскольку усеченный конец одного предложения и начало другого (со строчной буквы), теперь соединившиеся, образовали синтаксически правильный отрывок, безвкусицу которого он, возможно, нипочем бы не заметил (в том взбудораженном состоянии, в котором находился), если бы не вспомнил (воспоминание, подтвержденное ремингтонированной копией его статьи), что здесь у него приводилась довольно уместная (во всех отношениях) цитата: «Insiste, anime meus, et adtende fortiter» («Будь настойчива, душа моя, напрягай сильнее»).

«Ты уверена, что не хочешь пойти в ресторан? – спросил он, когда Люсетта, казавшаяся в коротком вечернем платье еще более голой, чем в бикини, присоединилась у нему у дверей Гриля. – Там людно, и весело, и джаз вовсю мастурбирует. Нет?»

Она нежно покачала украшенной драгоценностями головой.

Им подали огромных сочных «креветок гругру» (желтые личинки красного пальмового долгоносика) и зажаренного медвежонка à la Tobakoff. Занято было около полудюжины столиков и, не считая отвратительного шума работающих двигателей, которого они не заметили за ленчем, все было приглушенным, мягким и покойным. Он воспользовался ее странным застенчивым молчанием, чтобы подробно рассказать об умершем перцептисте цветных карандашей г-не Мальдуне, а также о кингстонском случае глоссолалии, которым страдала одна юконка, говорившая на нескольких языках, напоминавших славянские, – какими, возможно, пользуются на Терре, но уж точно не в Эстотии. Увы, другой казус (с игрой слов на cas) завладел его вниманием на вневербальном уровне.