«Эй, смотри-ка! – воскликнул он, указывая на афишу. – Здесь показывают нечто под названием “Последняя интрижка Дон Жуана”. Предварительный показ и только для взрослых. Прогрессивный “Тобаков”!»
«Это будет неденатурированная скука», сказала Люси (Школа Houssaie, 1890), но он уже отвел драпировку и вошел в зал.
Они попали к началу короткой вступительной картины о гренландском круизе, с бурными морями в преувеличенно-ярких цветах техниколора; не слишком занимательный сюжет, если учесть, что их «Тобаков» не собирался заходить в Годхавн, а кроме того, сам кинозал качался в ритме, противоположном кобальтово-изумрудным хлябям на экране. Не удивительно, что в зале было «эмптовато», как заметила Люсетта, присовокупив, что Робинзоны просто спасли ей жизнь, снабдив накануне полной трубочкой пилюль «Упокой».
«Хочешь попробовать? Кто штучку одну принимает,
«Название – закачаешься. Нет, спасибо, сладкая моя. К тому же у тебя осталось всего пять».
«Не беспокойся, я все спланировала. Возможно, впереди меньше пяти дней».
«На самом деле больше, но это не важно. Наши измерения времени лишены смысла; самые точные часы это всего лишь анекдот; когда-нибудь прочитаешь об этом, тебе нужно просто подождать».
«Может быть, и нет. То есть, возможно, у меня не хватит терпения. Я хочу сказать, что служанка Леонардо так и не смогла закончить чтение его ладони. Я могу уснуть до того, как прочитаю твою новую книгу».
«Легенда из курса истории искусств», сказал Ван.
«Судя по музыке, это последний айсберг. Идем, Ван! Или ты правда хочешь увидеть Гуля в роли Гуана?»
В темноте она коснулась губами его щеки, взяла его руку, поцеловала костяшки пальцев, и он вдруг подумал: в конце концов, почему бы и нет? Сегодня? Сегодня.
Он наслаждался ее нетерпением, идиот позволил себе распалиться из-за этого нетерпения, кретин шепнул ей, усиливая свободное, новое, абрикосовое пламя предвкушения:
«Если будешь хорошей девочкой, мы выпьем в моей гостиной в полночь».
И тут начался фильм. В трех главных ролях – смертельно-бледного Дон Жуана, пузатого Лепорелло на осле и не столь уж неотразимой, заметно сорокалетней Донны Анны – были заняты первоклассные актеры, силуэты которых проходили в кадрах «двойной экспозиции» или, как их еще называют, в «полупрозрачных планах» короткого вступления. Вопреки ожиданиям, картина оказалась довольно удачной.
По пути в отдаленный замок, в котором капризная дама, овдовевшая из-за его меча, наконец обещала ему долгую ночь любви в своей непорочной и холодной спальне, стареющий распутник, лелея свою мужскую силу, отвергает авансы череды грудастых красоток. Гитана предрекает мрачному кавалеру, что еще до прибытия в замок он поддастся чарам ее сестры Долорес, танцовщицы (позаимствованной из новеллы Осберха, как должен был доказать последовавший судебный процесс). Она предсказала кое-что и Вану, поскольку еще до того, как Долорес вышла из циркового шатра, чтобы напоить лошадь Жуана, Ван знал, кем она окажется.