– Мишка! Ты знай главное! Я ведь с того самого первого раза, как тебя увидела там, у цирка… Сидит такой интеллигентный мальчик, тонкие черты лица, ладони эти твои с длиннющими пальцами… Я тогда сразу поняла – мой! Мир пусть перевернется, а он будет мой, и ничей больше! Ты уж прости, через мое чувство роман твой, любовь твою разрушила!

– Перестань, Влада. Тоже мне, вспомнила… Сто лет уже прошло.

– Нет, ты слушай, родной мой. Может, не доведется больше покаяться перед тобой. Выслушай, ради Бога. Во мне чувство такое было, оно и сейчас есть, кажется, сердце б свое вырвала и тебе отдала. Так любила. Люблю! Поэтому то, что сейчас скажу, ты мне должен простить. Пообещай мне, не могу больше тянуть этот грех по жизни. Сколько выплакано слез, а гляди ж, не вымыли мою печаль. Думаешь, я такая бронебойная? Снаружи наносное все, а внутри… Десятки лет каюсь и ем себя поедом. Прости меня, Мишка… Простишь? – Влада мягко осела перед мужем, положила крупную голову с аккуратно завернутой на затылке гулей ему на колени.

Михаил задумался, механически гладил жену по волосам и пускал папиросный дым теперь отчего-то вниз, в пол. Ему не хотелось слушать исповедь Владки, но избежать этого тяжкого разговора явно не получится.

Влада кусала губы, слова лились из ее души вместе с накопившимися слезами мутным соленым потоком.