Наутро Каплицын, конечно же, рвал на себе волосья. Испугавшись ответственности, благоразумно  устроил разнос  своим  недалеким подчиненным по поводу «не досмотрели» и «диверсия». Стучал кулаком по столу, топал ногами и даже брызгал праведной слюной,  показушно нагоняя на опешивших мужиков жути, обещая  сгноить всех в районной кутузке. В приливе деятельности по спасению задницы от маячивших на личном горизонте наказаний написал в район пространную депешу о поднимающей голову гидре буржуазии, произведшей акт вандализма над вверенным ему прибором.  Васька понимал, что за такие дела по головке не погладят, но, как ценный для начальства кадр,   надеялся отделаться выговором, а не  ставшей привычной в это суровое время  «высшей мерой революционной справедливости».

Ответная писулька не заставила себя ждать. В пакете с сургучными печатями РВС, под привычным уже грифом «секретно», товарищу Каплицыну предлагалось усилить  пролетарскую бдительность путем показательных репрессий в виде физического устранения наиболее строптивого буржуазного элемента из  бывших помещиков, фабрикантов, духовенства и лиц, «ведущих в крестьянской среде антиреволюционную агитацию». В конце серьезной депеши значилось многозначительное «ответственным назначить тов. Каплицына.  Доложить по истечении семидневного срока».

Прочитав такое, Васька, конечно, выдохнул: собственная шкура была спасена. Одна лишь назойливая мыслишка заскочила в голову и начала зудеть, принеся новое беспокойство. С фабрикантами в окрестностях было не густо.    Те, что были до Васькиного прихода, благоразумно драпанули во главе с паном Мурашкевичем  после первых экспроприаций. Кто в буржуазную Ригу, кто в Варшаву, кто куда…

 Оставались, конечно, Левины и Циперовичи, у которых при царском времени были собственные винокурни, но с ними Васька благоразумно предпочитал не связываться. Понимал, у «этих» полно родни, пролезшей сейчас на самые вершины власти.  К тому же  опасался неизбежного для тронувшего  богоизбранный  народ гвалта. А от одной мысли о последующем за обидой бумажным  потоком  в любые мало-мальски властные инстанции Ваську коробило и бросало в холодный пот.

Оставались ксендз и  батюшка – отец Филипп. Были еще старообрядцы, но толку с них, одно слово – «беспоповцы».

И поскольку католиков в округе было значительно больше, чем православных, выбор у предкомбеда сузился до дряхлого, страдающего одышкой и едва передвигающего ноги толстяка батюшки.

* * *

Волны озера Набист, словно предчувствуя надвигающуюся беду, сходили с ума, выплескиваясь на берег, ломая порывами холодной мощи сплошную стену тростника.