* * *
Покраска фасадов, доставлявшая раньше чуть ли не физическое удовлетворение, превратилась для младшего Вашкевича в адский труд. Все проклятая голова. Не было ей покоя. Руки жили сами по себе, наводя красоту на городских стенах. Тело болталось где-то там, на строительных лесах, а душа Мишки корчилась в маленьком, собственноручно построенном чередой дурацких поступков, аду.
Свадьба Полины и Константина была уже на носу. Выхолощенным самоедством сознанием Михаил отрешенно наблюдал за суетой Зубенко, радостно сообщающим товарищу о деталях подготовки к торжеству.
Мишка ловил себя на мысли, что он подонок, использует отношения с Владой для мелкой мести, наказывая себя за нерешительность и эмоциональную тупость.
Сколько же всего гадкого передумано было за эти полтора месяца в объятиях нелюбимой! Ночные соития, так возбуждающие страстную Владку, превратились в муку. Мишка вновь и вновь задавал себе осточертевшие вопросы: «Что, если бы признаться чуть раньше? Почему Полина решила стать женой этого мелкого убожества? Что это? Взбрык экзальтированной актриски или вызов ему, мямле и идиоту? Или… Господи, и как быть с погребенной под своим сладким ворованным счастьем Владой? Ведь она не отпустит, почуяв уже пробудившимся женским чутьем свое право на его личное пространство».
Дома вопросы обрастали плотью. Было мучительно наблюдать суетящуюся вокруг него, чуть ли не кудахтающую, как хлопотливая наседка, Владой. Спасала лишь гостиница «Брози» на Замковой улице с кабаком, где Мишка повадился топить червей личного самокопания в хреновухе и клюковке местного производства. Прибредал заполночь, бухался на койку не раздеваясь, делал вид, что он пьянее, чем был на самом деле. Чем не выход? Все для того, чтобы избежать надоевших поползновений Владки, не видеть сияющую надраенным самоваром физиономию Зубенко, не сжиматься, как от удара, при виде ставшей вдруг далекой, прекрасной в своей нынешней недостижимости Полины.