– Мишка, Мишка… Ты не знаешь, ведь это моя вина, что ты в тюрьме очутился тогда, в Витебске еще.

– Что? Не может быть. Зачем? – едва не поперхнулся дымом Михаил.

– Думаешь, никто не видел, что там у вас с Полиной любовь случилась. Только Костя, дурачок этот, не замечал. Думал, раз свадьба на носу, так Полина теперь вся его. А я сразу почуяла. Вот и рассказала ему. Плакал, как заяц раненый, убить тебя хотел. Я тогда сказала, дурак, спасай свою Полину, она дура бесхребетная, а я свое возьму. Тебя, Миш…

– Так это по твоей наводке меня в тюрягу затащили?

– Я надоумила Зубенко. Мой грех. Мне любовь свою спасать надо было! Только это мне оправдание.

Михаил, мягко отстраняясь от жены, встал, отвернулся к замызганному окну, сглотнул и тяжко выдохнул:

– Я догадывался. Все слишком гладко было, как в плохой пьесе. Этот арест на пустом месте. Твоя мнимая беременность. Я понимаю тебя, Владка, ты сильная натура, по-другому ты не могла. Это я, получается, подлец. Полину предал. Выбрал «удобную» тебя в обмен на свободу.

– Вы бы пропали вместе! Два великовозрастных дитяти! Тебя Полина твоя от туберкулеза выходила? Шиш с маслом! Это я. Бегала по всем помойкам, искала для тебя собачий жир. Эти путевки в Симеиз полугодовые Полина выбегала бы тебе?!