Теперь понятно, почему Джед и Пенни такие сердитые сегодня. Представьте только: девушка разбивает вашему сыну сердце, потом возвращается домой, а вашего мальчика все нет. И где он, неизвестно. Мой внутренний голос уже не молчит, и сердце мчится вскачь, потому что, ясное дело, девушка и есть ключ. В этом отношении люди предсказуемы. По крайней мере большинство нормальных, здоровых людей. Да, с ними много чего происходит, но их жизнь вертится вокруг одного человека, и для Джона таким человеком была Хлоя. Была и есть, что бы ни творилось вокруг. Это остается неизменным.
Джед ворчит, просит Пенни успокоиться.
— Ты все превращаешь в мелодраму, — говорит он. — Джон пошел через лес, потому что так ближе, а он был парнишка… авантюрный.
Пенни обращается за помощью ко мне.
— Слышите, что мне приходится тут выслушивать?
— Сочувствую вам, Пенни. Вам обоим. Дети могут с ума свести.
— Да, вот он и сводит. Защищает ее, как будто она ангел.
— Я не сказал, что она ангел, — возражает Джед.
— Нет, — соглашается Пенни. — Но ты же и мокрощелкой ее не назвал.
Я перебиваю, довольно-таки грубо.
— Хлоя общалась с Джоном? В последнее время?
— Кто ж знает? Когда Джон вернулся, мы почти его и не видели, он сидел безвылазно в своей комнате и писал ей. А потом — раз, и его уже нет. Насколько мы знаем, да, они переписывались каждый день.
И снова Джед не согласен. Голос его дрожит, и теперь уже Пенни гладит его по спине.
То новое, что открылось вдруг в истории Бородача и девушки, которую он любил, Хлои Сэйерс, увлекло мою жену даже сильнее, чем меня самого. Она садится к компьютеру, открывает найденную мной страницу в «Фейсбуке», посвященную смерти подруги Хлои, умершей перед тем, как Джон покинул город.
— Умерла в восемнадцать лет от сердечного приступа, — говорит она, качая головой. — Ух ты. Эгги…
Но еще большее впечатление производят на нее рисунки из квартиры Джона. Глаза на стенах. Она сжимает мою руку.
— Он любит ее.
— Знаю, — говорю я с облегчением, чувствуя себя в некоей новой зоне комфорта.