От всех этих госпитальных дел ее уже тошнит. Сегодня же она скажет миссис Мерривезер, что Эллен просит ее приехать в «Тару» и побыть дома. Ну и много же проку вышло из этого решения? Сия достойная матрона – рукава закатаны, мощная фигура обернута просторным фартуком – метнула в нее всего один колючий взгляд и сказала:

– Чтобы я больше не слышала подобных глупостей, Скарлетт Гамильтон! Сегодня же напишу твоей матушке и объясню ей, как мы в тебе нуждаемся. Я уверена, она все поймет и позволит тебе остаться. А теперь надевай-ка свой фартук и бегом к доктору Миду. Ему нужен кто-нибудь, помочь с перевязками.

«О господи, этого только не хватало! – Скарлетт обуял ужас. – Мама, конечно, велит мне здесь остаться, а я умру, если еще хоть день подышу этой вонью. Хотела бы я оказаться старой дамой – тогда я могла бы помыкать молодыми, вместо того чтобы мной помыкали! А таким драным кошкам, как миссис Мерривезер, я бы нашла что сказать. Пусть катятся ко всем чертям!»

Да, ее тошнит от госпиталя, от мерзкого зловония, вшей, страданий, немытых тел. Если бы хоть какая-то новизна была в работе няньки, если бы завязывались какие-то романы, так нет же, это все давно ушло. И вообще, нынешние раненые, из отступления, не такие симпатичные, как те, что раньше. Эти не выказывают к ней ни малейшего интереса и словечка лишнего не вымолвят, все только об одном: «Как там дела, на фронте? А что делает Старый Джо? Оч-чень, очень смекалистый мужик наш Старый Джо». А она вот не думает, что Старый Джо такой уж смекалистый мужик. Все, что он сделал, – так это позволил янки проникнуть на восемьдесят восемь миль вглубь Джорджии. Нет, эти нынешние – совершенно непривлекательный народ. Вдобавок из них многие умирают, умирают быстро и молчаливо, у них не остается сил на борьбу с заражением крови, гангреной, тифом, пневмонией и прочими болезнями, которые они подхватывают еще до того, как попадают в Атланту, в руки доктора.

День выдался жаркий, мухи тучами налетали в открытые окна, ленивые жирные мухи, они ломали дух мужчин, как даже боль не могла. Запах страданий сгущался вокруг Скарлетт. Она покрылась испариной, шествуя за доктором Мидом с тазиком в руках, пот проступил сквозь свеженакрахмаленное платье.

Полный кошмар – стоять вот так возле доктора. Ее чуть не вырвало, когда он вонзил скальпель в отмирающую плоть. А какой ужас слушать вопли из операционной, когда там идет ампутация! И тошнотворная, беспомощная жалость при взгляде на бледные, напряженные лица покалеченных мужчин, ожидающих, пока доктор займется ими! У них в ушах звенит от диких криков из операционной, а врач сейчас скажет им страшные слова: «Мне жаль, мой мальчик, но руку придется отнять. Да, да, я все понимаю; но ты взгляни сюда: видишь эти красные прожилки? Придется отнимать».