Бой и отступление! Бой и отступление! И после каждого отступления янки подходили все ближе к городу. Персиковый-то ручей вообще в пяти милях! И о чем там генерал думает?

Крики типа «Дайте нам человека, который будет стоять и сражаться» достигли Ричмонда. А в Ричмонде понимали, что утрата Атланты – это проигрыш в войне, и, после того как войска переправились через Чаттахучи, генерал Джонстон был отстранен от командования. Армию возглавил генерал Худ, один из корпусных командиров Джонстона, и город вздохнул чуть легче. Уж кто-кто, а Худ отступать не станет. Только не этот длинный из Кентукки – борода лопатой, в глазах огонь! У него бульдожья хватка, все знают! Погонит янки назад от ручья как миленьких, да, и за реку, и дальше, и так всю дорогу до самого Долтона. А в войсках зашумели: «Верните нам Старого Джо!» Они прошли вместе со Старым Джо все эти тяжкие мили от Долтона, и они-то знали, в отличие от гражданских, какой громадный перевес был на стороне противника.

Шерман не стал дожидаться, пока Худ подготовится к атаке. На следующий день после смены командования генерал «синих» совершил молниеносный бросок, занял маленький городок в шести милях позади Атланты и перерезал там железную дорогу. А это была железная дорога, которая связывала Атланту с Огастой, Чарлстоном, Уилмингтоном и Виргинией. Шерман нанес по Конфедерации сокрушительный удар. Настало время действовать, идти в бой! Атланта вопила, призывая к бою.

И вскоре, в послеполуденный час тяжелой влажной июльской жары, Атланта получила то, что хотела. Генерал Худ не просто стоял и сражался, он сделал больше. На берегу Персикового ручья он напал на янки бешеной атакой, вырвав своих людей из окопов и бросив их против «синих», численно превосходивших силы Конфедерации более чем вдвое.

Перепуганные жители, шепча молитвы, чтобы Худ своей атакой отогнал янки подальше, слушали буханье пушек и ружейную трескотню – такую громкую, словно бой шел в соседнем квартале, а не за пять миль от центра города. Было слышно, как грохочут батареи, видны были дымы орудий, вьющиеся над деревьями подобно низким облачкам, но тянулись часы, а никто не знал ничего о ходе битвы.

На склоне дня поступили первые известия, но неточные, противоречивые, вселяющие страх – ведь принесли их раненые, выбывшие из строя в первые часы сражения. Люди эти брели в город поодиночке и группами, легкораненые поддерживали тех, кто хромал и шатался. Скоро они пошли уже непрерывным потоком через город к госпиталю – черные, как негры, от порохового дыма, пыли и пота, с открытыми ранами, подсыхающей кровью и роями мух над головой.