В «Таре» ей стало понятно, за что люди воюют. Ретт был не прав, говоря, что войны ведутся из-за денег. Нет, мужчины идут в бой ради этих плодоносящих акров, взрыхленных плугом, ради зеленых пастбищ с колкой стерней после косьбы, ради желтых медлительных рек и прохлады белых домов посреди магнолий в цвету. Только за это и стоит воевать, за эту вот красную землю, которая была и будет их землей, тут будут жить их сыновья и внуки, а земля будет приносить им хлопок.

Вытоптанные акры «Тары» – это все, что у нее осталось теперь, когда уже нет ни матери, ни Эшли, отец потерял рассудок от шока, а деньги, негры, спокойствие и положение в обществе – все исчезло в одну ночь. Словно из другого мира, приходил на память разговор с отцом о земле, и Скарлетт сама себе удивлялась: неужели она была настолько юной и невежественной, чтобы не понять, почему он говорил, что земля – это единственная вещь на свете, за которую стоит сражаться.

«…Это ведь единственное, что пребудет вечно… а для любого человека, в ком есть хоть капля ирландской крови, земля, на которой он живет, – это мать родная… Только ради этого стоит трудиться, бороться и умирать».

Да, за «Тару» стоит сражаться, и она приняла бой, просто и без вопросов. Никто не отнимет у нее «Тару». Никому не под силу пустить их по миру, на милость родственников. Она удержит «Тару», пусть даже придется заставить здесь каждого работать не разгибаясь.

Глава 26

Глава 26

Прошло две недели, как Скарлетт вернулась из Атланты, и вдруг самый большой волдырь у нее на ноге загноился и так распух, что невозможно стало обуваться и что-то делать, кроме как хромать на пятке по дому. Глядя на эту зловредную штуку, Скарлетт впадала в отчаяние. А если разовьется гангрена, как у солдат в госпитале, и она умрет? Врач-то ой как далеко. Нет, хоть и горька у нее теперь жизнь, но расставаться с ней – никакого желания. Вот кто присмотрит за «Тарой», если она умрет?

Вернувшись домой из Атланты, она понадеялась, что в Джералде взыграет прежний боевой дух и он встанет у руля. Но за две недели эта надежда испарилась. Теперь она знала, что хочет она того или нет, а вся плантация и ее обитатели целиком на ней, в ее неопытных руках. Джералд сидел тихо и спокойно, словно в дреме, пугающе отстраненный и непривычно покладистый. На просьбы посоветоваться у него был один ответ:

– Делай, как считаешь лучше, дочь.

Или того хуже:

– Спроси у мамы, киска.

Он уже никогда не станет другим; Скарлетт полностью осознала как истину и приняла без эмоций, что Джералд до самой своей смерти будет поджидать Эллен, прислушиваться к ее шагам. Он находился в какой-то недоступной стране, за расплывчатой, зыбкой гранью; время там остановилось, а Эллен всегда была в соседней комнате. С ее смертью пропал главный источник и смысл его существования, а вместе с ним иссякли его напористая уверенность, задор и кипучая жизненная сила. Эллен была той публикой, перед которой разыгрывалась хвастливая пьеса про Джералда О’Хара. И вот занавес опущен навсегда, померкли огни рампы, публика внезапно исчезла, а старый актер все стоит в отупении на пустой сцене и ждет аплодисментов.