Его никогда не отпускало чувство, что в любой момент, в любом разговоре он может случайно сделать или сказать нечто такое, из чего все поймут, что на самом деле он не один из них, что он чужак, бездарь, самозванец, человек без вкуса. Это была паника из-за того, что в нем боролись две личности: тот, кем он хотел быть, и тот, кем он был на самом деле. Привлекательная версия его из будущего и неуклюжая версия его из прошлого.
Это подвешенное положение между двумя «я» вызывало почти невыносимый ужас.
Когда-нибудь, думал Джек, он усвоит достаточное количество текстов Деррида, прочтет все нужные книги, послушает всю нужную музыку, посмотрит все нужные фильмы и увидит все нужные произведения искусства, внутренне преобразится и станет именно тем, кем сейчас надеется стать: известной личностью, чьи работы выставляются в галереях, о ком пишут восторженные рецензии в газетах и с одобрением отзываются коллеги – когда-нибудь он будет, как его сестра, настоящим художником.
И этот день, как оказалось, наступил гораздо раньше, чем он ожидал.
Все началось однажды утром на первом этаже кооператива, в художественной галерее, открытой Бенджамином Куинсом на месте бывшего производственного цеха, откуда и пошло ее название – «Цех». Джек и Бенджамин сидели за единственным в помещении письменным столом, на котором валялись десятки диапозитивов местных художников, надеявшихся, что их работы попадут на выставку, лежала стопка фотографий рок-групп, которых Джек недавно снимал в барах, и стоял большой бежевый компьютер.
Это была первая для Джека вылазка во Всемирную паутину – или, если угодно, первая вылазка в
– Звучит так, будто он сломан, – сказал Джек, и Бенджамин рассмеялся:
– И не говори.
Джек представил, что сто лет назад в этой комнате стоял дикий грохот работающих станков. Сегодня единственным звуком здесь были завывания маленького телефонного модема.