– Но почему это иллюзия? Неужели любовь никогда не бывает настоящей? Неужели не существует пар, которые действительно идеально подходят друг другу?

– Подходит ли вам Джек? Или не подходит? Зависит от обстоятельств. Кто этот Джек, о котором мы говорим? Кто вы? Какая версия вас? В какой момент? В каком месте? Какое из ваших многочисленных отражений в кривом зеркале верное? Вчера вы были одним человеком, сегодня вы другой человек, а завтра… кто знает? Но брак обещает постоянство, определенность: вас будут любить вечно. И в тот самый момент, когда мы уверяемся в этом, любовь начинает от нас ускользать. Уверенность ослепляет нас, и мы не замечаем, как мир меняется, и меняется, и меняется.

– Значит, если ничего реального нет, если уверенность всего лишь иллюзия, что нам делать? Не верить ни во что?

– Верьте в то, во что верите, моя дорогая, но верьте с осторожностью. Верьте с состраданием. Верьте с любопытством. Верьте со смирением. И берегитесь высокомерия уверенности. Я к чему клоню, Элизабет, – если вы хотите, чтобы боги над вами посмеялись, тогда, конечно, называйте свою новую квартиру домом на всю жизнь.

ЭЛИЗАБЕТ, в новом платье, стояла в родительской спальне и ждала. Эта комната располагалась на третьем этаже и была самой роскошной во всех «Фронтонах»: большой камин из камня, кровать с балдахином, полированная деревянная мебель, которой было по меньшей мере сто лет. Отец стоял перед ростовым зеркалом возле огромного шкафа из красного дерева, завязывал галстук и смотрел на отражение Элизабет. Мать, накинувшая поверх черного платья кашемировую шаль, сидела за одним из своих двух туалетных столиков и выбирала украшения.

Внизу приглашенные официанты накрывали стол. Наверху Элизабет ждала, пока ее платье будет одобрено. Отец делал это перед каждым визитом гостей – по его словам, Элизабет нужно было научиться правильно преподносить себя, а сама она с этим не справлялась.

Поэтому она ждала его вердикта. А пока ждала, наблюдала за тем, как мать берет пару старинных жемчужных серег, подносит их к ушам, осматривает себя в зеркале, а потом кладет серьги обратно. На туалетном столике перед ней лежали десять разных видов жемчужных серег, золотые и серебряные серьги-кольца, серьги-гвоздики с бриллиантами, висячие серьги с экзотическими разноцветными камнями, не говоря уже о множестве блестящих браслетов, тонких наручных часов и ожерелий – все сплошь антиквариат. Под ожерелья был выделен второй туалетный столик. Мать Элизабет считала себя «коллекционером» – или, по крайней мере, так она говорила; ее запасы драгоценностей, комнаты, обставленные мебелью времен королевы Анны, галерея раннего американского искусства на первом этаже, гараж с ретро-автомобилями, коробки с дизайнерскими часиками, текстиль ручной работы – все это, по ее словам, были «коллекции», и Элизабет никогда по-настоящему не задумывалась, что значит это слово, пока летом не взялась готовить эссе и читать последние философские исследования на тему экономических интересов и невидимой руки рынка, пока не начала задаваться вопросом, какой цели – какой экономической цели – служат эти коллекции. Антикварные жемчужные серьги, конечно, не имели никакой ценности сами по себе и не были полезны в утилитарном смысле. Скорее, коллекция чего-то стоила только потому, что люди думали, что она чего-то стоит; мать Элизабет демонстрировала ее гостям, гости многословно ее расхваливали, и это доставляло ей удовольствие. А удовольствие в рыночной экономике имеет ценность. Поэтому Элизабет решила, что так называемую «коллекцию» можно рассматривать как своего рода батарейку: как батарейка накапливает энергию, так и коллекция накапливает удовольствие – вот что она написала в своем эссе. И сейчас, глядя, как мать проводит пальцами то по одной серьге, то по другой, поглаживает то браслет, то брошь, Элизабет представляла, что она извлекает из своей коллекции наслаждение, как добывают электричество из батарейки: медленно, пока батарейка не разрядится, а это рано или поздно произойдет. Со временем коллекции, казалось, приносили матери все меньше и меньше удовольствия; всякий раз, демонстрируя их гостям, она испытывала острую потребность обновить и расширить их, и за этим неизбежно следовали различные вылазки – на аукционы, на распродажи вещей после смерти прежнего владельца, в бутики, куда можно было попасть только по предварительной договоренности.