Джек, слава богу, так и не видел, что огонь сделал с ее телом. В тот вечер отец быстро догнал его, схватил и закрыл ему глаза своей большой ладонью. И даже когда Джек пытался высвободиться, и даже когда Лоуренс страшно закричал, и даже когда фермеры прибежали на помощь, хотя помогать было поздно, отец так и не убрал руку, и перед глазами Джека стояла темнота. За этот подарок Джек позже будет благодарен. Он не видел тела своей сестры в поле, но Лоуренс видел, и с тех пор он изменился. Для Джека же единственным сохранившимся воспоминанием были огонь и дым, облако дыма такого черного цвета, что оно было темнее даже ночного неба.

Дерево выросло изогнутым и кривым – слишком сильно давил на него свирепый ветер, – так что казалось, будто оно преклоняет колени, и Джек вспомнил, как Эвелин делала то же самое по утрам, когда звала его с собой рисовать и кланялась горизонту, приветствуя рассвет. Джек ходил вокруг этого кривого дерева и снимал его на старый «Полароид» Эвелин, пока не кончилась кассета.

На следующее утро он навсегда уехал из Флинт-Хиллс.

Чего он не ожидал, так это того, что надолго останется там в своем творчестве. Когда, убирая по вечерам за расточительными студентами, он обнаружил, что определенные химические вещества, попадая на фотобумагу, создают завитки, полосы и рябь, похожие на дым, и потом, когда выяснилось, что, если оставить светочувствительные материалы на солнце, они окрашиваются в оттенки красного и розового, напоминающие огонь, у него внезапно возник сюжет: сестра, пожар, ее последняя страшная ночь.

Естественно, он не мог признаться в этом ни своему преподавателю, ни кому бы ни было из однокурсников, потому что у них были серьезные опасения по поводу чрезмерного выражения эмоций в искусстве; художника, который слишком явно черпал вдохновение из собственной боли, немедленно осуждали за сентиментальность. Джек не хотел, чтобы его осуждали, не хотел быть сентиментальным и не хотел, чтобы кто-то в Чикаго знал его тайну: ни его друзья, ни даже Элизабет. Особенно Элизабет. Он слишком сильно нуждался в ней и не выдержал бы, если бы ее чувства к нему изменились, если бы она услышала эту историю и пришла к тому же выводу, к какому пришла его мать: что он слабое звено, что он заторможенный, глупый, ненадежный, а возможно, даже злобный, мстительный и готовый пойти на убийство.

И поэтому он никому не доверял воспоминания о том вечере, воплощая их на бумаге, чтобы вытащить из головы; это была тайна, спрятанная у всех на виду, фотографии воспоминания, не передаваемого словами, выплеснутого на носитель, который, как и сам Джек, был испорчен, выброшен, никому не нужен.