Он знал, что большинство художников начинают с замысла, а уже потом подбирают подходящие материалы, чтобы воплотить этот замысел в жизнь. Джек поступил наоборот: он начал с материалов, а потом попытался задним числом придумать, какими будут его работы. Все, что у него было, – это мятая испорченная фотобумага размером восемь на десять дюймов. Ему нужно было решить, что с ней делать.

Он пришел к выводу, что бумага больше не годится для печати в традиционном смысле этого слова. Либо она уже была экспонирована, но не проявлена – в этом случае новая фотография на ней выглядела бы как наложение поверх уже существующей, – либо она была слишком старой, и в этом случае любое изображение выглядело бы как призрачное, нечеткое серое пятно.

Но хотя эта выброшенная бумага уже не реагировала как положено на свет, она по-прежнему реагировала на химикаты. Проявители, закрепители, стоп-ванны и отбеливатели, используемые в процессе печати, активно взаимодействовали с желатиносеребряной фотоэмульсией, нанесенной на каждый лист. Джек обнаружил, что, используя эти вещества, можно, по сути, писать картины без красок. Рисовать без туши. Он обнаружил, что проявитель, смешанный с водой, окрашивает бумагу в светло-серый цвет, а чем дольше длится реакция, тем этот цвет темнее. Это была своего рода печать, сделанная не пигментом, а временем. Он обнаружил, что можно добиться многослойности, глубины и различных оттенков серого, если класть бумагу попеременно то в проявитель, то в стоп-ванну. Он обнаружил, что, когда химикаты скапливаются в складках мятой бумаги, линии получаются более темными и результат напоминает крокодиловую кожу. Он мог капать проявителями на бумагу, как Поллок, или наносить их резиновым скребком, как Рихтер, или создавать прямоугольные «поля», как Ротко. Вечера, которые он проводил на факультете искусств, были посвящены экспериментам: он возил фотобумагой по выброшенным палитрам, чтобы посмотреть, как ведут себя в растворе масляные краски, или слегка обжигал листы, или царапал их ключами, или замачивал в воде, пока они не начнут расползаться, или покрывал их устойчивыми к химикатам веществами, вроде воска или меда, чтобы посмотреть, что получится. После нескольких сотен таких наглядных опытов он в конце концов научился продумывать и контролировать процесс создания «фотографий», если их можно так назвать.

Он не мог позволить себе ни фотоаппарат, ни объективы, ни пленку, ни даже новую бумагу и поэтому создал полноценную художественную концепцию, которая не требовала ничего из этого. Фотография без использования фотоаппарата, как он писал в своих эссе, не только жизнеспособная форма искусства, но и самая высшая, самая истинная, самая чистая и самая подлинная вариация фотографии из всех существующих, потому что, если уж на то пошло, единственный по-настоящему необходимый инструмент во всем фотографическом процессе вовсе не камера, а светочувствительные материалы. Именно химический способ записи изображения позволяет нам видеть то, что видит камера. Без него камера была бы бесполезна, просто объектив с зеркалом.