Таким образом, творчество, которым занимался Джек, оказывалось самой важной разновидностью фотографии, какую только можно себе представить.

Иногда приходится оборачивать неудачное стечение обстоятельств в свою пользу. Джек усвоил этот урок, когда впервые приехал в Чикаго, в город, который считался вторым после Нью-Йорка и который облюбовали художники и музыканты Уикер-парка. Нет, уверяли они, дело вовсе не в том, что они никому не нужны. На самом деле они независимы. Раз мегаполис на побережье в них не заинтересован, это даже хорошо, потому что тогда они смогут оставаться честными и верными себе.

Они создали мировоззрение, отвергающее то, в чем им уже было отказано.

Вот урок, который вынес Джек: иногда ты берешь, что дают, и делаешь вид, что именно этого и хотел. Иногда то, что мы считаем жизненной философией, на поверку оказывается своего рода инструментом, который помогает нам легче воспринимать то, как нас воспринимают другие.

Джек достаточно много ходил на семинары профессора Лэрда, чтобы понять, что больше всего тот ценит в фотографии не сюжет, не эстетическую ценность и даже не техническое мастерство; более того, Лэрд часто говорил о важности «регресса», хвалил фотографии, сделанные нарочито дилетантски, и говорил, что любительские снимки при плохом освещении – это блестящие фотоэквиваленты писсуаров Дюшана. Нет, больше всего Лэрд восхищался не визуальной стороной работы, а ее концептуальностью: правильным высказыванием на правильную тему. Ценность произведения искусства, по его словам, состоит главным образом в том, как оно реагирует на другое искусство. И поэтому Джек (на академическом жаргоне, которого он успел нахвататься) преподнес ему историю о том, что его фотография беспредметна и нефигуративна, что это чистая абстракция, выводящая на передний план материальность изображения; что его снимки не рассказывают о вещах, а сами по себе выступают вещами; что его цель – продемонстрировать химический состав и осязаемую физическую реальность изображения, освободить фотографию от ее традиционного подчинения документальному реализму, избавить форму от тиранического бремени «содержания».

Эта история заслужила от преподавателя высокую оценку, но она не была правдивой. Она не имела абсолютно ничего общего с правдой.

А правда была вот в чем: когда он погрузил листы в кюветы с водой и залил проявителем, серые завитки и водовороты, которые вскоре появились на поверхности, показались ему похожими на дым. Поначалу слабые и бледные, как те облака пара, которые знаменовали начало отцовских палов, эти серебристые струйки становились тем гуще и плотнее, чем дольше бумага лежала в ванне с химикатами, и в конце концов чернота заполнила ее целиком. Джек заглянул в кювету, и это было все равно что заглянуть в собственные воспоминания: дым, огонь, ночь гибели Эвелин.