– С чего мне начать сборы, генерал? – спросила я.

– Идем со мной, Самсон, – коротко ответил он.

Он шагал быстро, на ходу развязывая шейный платок, будто жар этого дня его доконал. Едва войдя в кабинет, он отшвырнул платок в сторону, сбросил мундир и стал закатывать рукава рубашки.

Я подошла к кувшину, чтобы налить генералу стакан воды, и мельком взглянула на свое отражение в зеркале над комодом. Лицо не слишком пострадало. Щека не распухла. Синяка почти не было видно. Я решила, что через день-два все пройдет. Мне случалось выглядеть хуже.

Генерал принял у меня стакан, не сказав ни слова, и выпил его до дна, а потом умылся над тазом и резким голосом приказал мне тоже умыться. Когда я выходила из кабинета, он сел в кресло и раскрыл какую-то папку, но, когда я спустя несколько минут вернулась и села напротив, он глядел в окно, опустив локти на подлокотники, сложив пальцы домиком и оперев на них подбородок.

– Генерал?

– Да?

– Сэр, что вас тревожит?

Он набрал полные легкие воздуха.

– Мне не понравился намек рядового Дорнана, – тихим, твердым голосом ответил он.

Мне не нужно было спрашивать, что он имеет в виду. Я знала. Меня это тоже покоробило. Смутило. А еще наполнило гневом, который помог мне сбить мерзавца с ног. Но меня удивило, что генерал так легко признался в своих чувствах. Обычно мне приходилось уговаривать, ждать, пока он соберется с мыслями, но теперь он продолжал говорить, глядя в сгущающиеся сумерки. Солнце садилось, подсвечивая фиолетовым облака, парившие на фоне зеленых утесов, но я не думала, что генерал обратил малейшее внимание на яркие краски неба.

– Генерала Вашингтона не занимает, кого выбирают себе в адъютанты его офицеры, – пробормотал он.

– Сэр?

– Всем известно о склонностях фон Штойбена и его отношениях с адъютантами, но он гениальный военный, и я уверен, что сам Господь послал его нам. Привел сюда из Пруссии. Вот что важно для генерала Вашингтона.

– Тогда отчего вы так огорчены? – спросила я, чувствуя его смятение, растерянность, разгоряченность.

Он повернулся ко мне и пригвоздил к месту взглядом:

– Дебора, вы надеетесь дожить до конца этой войны?

Его вопрос так меня ошеломил, что я лишь молча смотрела на него, но он продолжил:

– Не думаю, что надеетесь. И, вероятно, как раз поэтому вы чертовски смелы, потрясающе расторопны и умелы. И это меня восхищает. Я наблюдаю за вами уже больше года. Вы постоянно совершаете вещи, которые привели бы в ужас любого, не говоря о женщине, которая никогда прежде не видела войны и не участвовала в ней. Вы будто ничего не боитесь. Я полагаю, это оттого, что вы ждете смерти и смирились с ней.