– Они не знают Дебору Самсон. Им лишь кажется.

– И вы хотите, чтобы все вокруг познакомились с ней?

– Я хочу, чтобы все ее приняли.

– Приняли? – Агриппа вдруг оглушительно захохотал. Он хохотал, запрокидывая голову, топая ногами, и не мог успокоиться.

Его хохот страшно меня разозлил.

– Можете уходить, Гриппи! – крикнула я, расколов еще одно полено и отбросив в сторону щепки. – Рада, что сумела вас рассмешить.

Он не ушел. Он так и сидел, отфыркиваясь, раскачиваясь в кресле-качалке, глядя, как я вымещаю гнев на дровах.

– Ох, Милашка. Ну и цирк. Вот это и правда смешно. «Я хочу, чтобы все ее приняли», – повторил он тонким голосом, изображая меня. – Так давайте, женщина. Постарайтесь, чтобы вас все приняли. А когда у вас это получится, приходите ко мне. А то ведь есть африканцы, которым позарез нужно добиться того же.

Он снова рассмеялся, а потом медленно встал с кресла, будто веселье лишило его последних сил.

– Хотя мне это не требуется. Я уже своего добился. Вот тут, – стукнул он себя в грудь. – Прямо тут.

Джон нашел меня там же, где и Агриппа: я по-прежнему рубила дрова в штанах, по-прежнему тосковала из-за смерти матери и стремления быть всеми принятой.

– Вольно, солдат, – издалека скомандовал генерал.

Я усмехнулась, но рубить перестала и подняла глаза. С годами рыжина постепенно оставляла его волосы, начиная с висков и двигаясь дальше, к затылку, но и теперь Джон Патерсон не слишком отличался от того генерала, который выехал верхом на поле в Уэст-Пойнте, чтобы приветствовать новобранцев. Мое сердце замерло тогда и замерло снова теперь. Как и всегда. Всякий раз.

Генерал быстро приблизился и, приподняв мне подбородок, поцеловал в губы, искренне и страстно.

– Для чего вы рубите дрова, рядовой Шертлифф? Горы и горы дров? – Он оглядел результаты моих трудов. – Дети решат, что вы хотите построить ковчег.

– Я рублю, потому что могу. И хорошо это умею. А детей все равно нет дома. Джон-младший отправился в город, а Бетси у вашей матери.

Дочери Джона успели вырасти и выйти замуж, а Джон-младший и Бетси, четырнадцати и двенадцати лет, жили своей полной событий жизнью и своими интересами. Джон-младший был очень высок и хорош собой. Внешне он пошел скорее в Самсонов, чем в Патерсонов, но по характеру был таким, как его отец, – надежным, преданным, добрым. Ему будет не все равно, если обо мне начнут говорить, но осенью он уедет в Йель.

Бетси унаследовала от Джона рыжие волосы, а от меня – беспощадный взгляд, но ни книги, ни учение ее не интересовали. У нее был талант к ткачеству, и миссис Патерсон отвела целую комнату в своем доме под ткацкий станок, хотя станок имелся и у нас.