– Со старинными имениями вроде Вудмонта всегда такое происходит, Элайна. Оно всегда будет требовать для себя большего.

– Но я хочу узнать, что ты об этом думаешь.

– Почему для вас так важна эта оранжерея?

– Это семейное наследие.

– Для Лофтон?

– Лофтон безразлична к Вудмонту. У нее никогда не было и не будет к нему интереса.

– Тогда зачем вы вкладываете в это столько сил и средств? – настойчиво спросил Коултон. Он никогда еще не видел Элайну в таком упадке духа и нерешительности.

– Все это очень сложно…

– Если только вам самим угодно это усложнять.

Элайна внимательно посмотрела на него, хмуря брови.

– С моей стороны это звучит глупо, да? Мне следовало бы четко знать, что я хочу.

– Я думаю, вы и так это знаете.

– Но хотеть и обрести желаемое – совершенно разные вещи.

Коултону очень хотелось стянуть рабочие перчатки, подойти к Элайне ближе и спросить напрямик: что ж стряслось-то такое позавчера в ее кашеварне? Но это означало пересечь границу дозволенного. Как бы он ни уважал Элайну, Коултон не смел забывать, что она – его наниматель. А ему крайне нужна была эта работа.

– Я предложил Либби приехать на будущей неделе еще разок и запечатлеть, как мы остекляем оранжерею. Объект начинает обретать свои черты. – Слова эти он забросил, точно крючок с наживкой – в пруд с форелью. Если он проявит немного терпения, все ответы придут к нему сами.

– А когда ты виделся с Либби? – тут же спросила Элайна.

– Сегодня в городе. Она со своей подругой – и одновременно бизнес-партнером – осматривали только что приобретенный дом.